Саня, пошатываясь, уже стоял за её спиной. Косматый, со страшными белыми глазами, почерневший лицом, он медленно поднял тесак и, выплюнув изжеванную «беломорину» под ноги, скривил губы:
— Отдай телевизор подобру-поздорову. Лариса хочет «Санта-Барбару» смотреть…
— Вот и купи ей новый, вместо того, который твоя красотка сожгла…
— Да кто ты такая, чтоб мне указывать? — вскипел Саня. — Всю ты жизнь мне испортила…
И поднял свой тесак!
Но и Люба не оробела: быстро нагнулась, подхватила топор с пола и, зажмурившись, изо всех сил лупанула им по Саниной груди.
Он завопил, и Люба почувствовала, как её лицо будто мелкий, теплый дождик окропил. Она машинально провела ладонью по щеке и вздрогнула: на пальцах осталась кровь.
* * *
— Уби-и-ла-а-а!
Саня катался по полу и кричал, кричал, кричал.
— Ой, что же это я наделала! — заголосила Люба. — Миленький, родненький, погоди, потерпи немного. Я сейчас бинтик найду…
И побежала уже за этим бинтиком, но Саня изловчился и схватил Любу за ногу. Она упала рядом с ним и увидела тесак, нацеленный прямо в её сердце.
— Прощай, Любаня! — зловеще прошептал Саня и надавил тесаком на её грудь.
И тут она проснулась.
В левом боку, чуть пониже сердца, саднило и кололо. Она провела рукой по этому месту и нащупала какой-то длинный предмет, похожий на напильник.
Господи, и зачем только положила под подушку эту заточку? Всё опасается воров! Вот залезет середь ночи злоумышленник, чтоб её дом обчистить, знают, поди: баба одинокая, защиты нет, муж сбежал к Светочке — разлучнице, так что можно без опаски разбой учинить, — а нате-ка, выкусите, ворюги подлые: у хозяйки в руках — заточка, а под кроватью, между прочим, топор лежит.
Приснилось, значит. Жуть, какой нехороший сон! И кровь ведь была. Это к чему-то недоброму. Надо в соннике поглядеть. Но вставать не хотелось: под верблюжьим одеялом — тепло и уютно, а в доме за ночь выстыло, да и будильник прозвенит только через полчаса: ещё можно подремать.
Люба перевернулась на другой бок, закрыла глаза, но страшный сон никак не шёл из головы. И привидится же такое: сцены будто из фильма ужасов, и Санька — такой злобный, страшный, на упыря похожий, брр!
Она открыла глаза и посмотрела на окно, закрытое цветастыми шторами: из узкого проёма просачивался унылый серый свет, одиноко торчал длинный и узкий лист «щучьего хвоста», опутанный лентой серпантина — всё, что осталось от Новогоднего праздника.
Ёлку Люба не ставила: во-первых, это нынче дорогое удовольствие тридцать пять рублей, а во-вторых — для кого её ставить-то? Веничка в армии служит, Валечка — в городе замужем живёт, большие дети-то, у самих уже, наверное, скоро приплод пойдёт, вот уж тогда для внуков и будет ставить ёлку, а для самой себя — что, ей денег девать некуда?