– Нет, – отвечаю я с неохотой. – Завтра на орбиту, оттуда в рейс…
– Вот на орбите и спишут. Не хочешь рассказывать, что с тобой стряслось? – я мотаю головой. – И не надо. Давай договоримся так: я с трех раз угадываю. И если попаду в точку, ты это признаешь. Попытка первая: тебя бросила девушка.
До чего банальные слова!.. Я вздрагиваю против своего желания, и это не остается незамеченным.
– Я же бил наверняка, – заявляет Стеллан самодовольно. – Восемьдесят суицидальных поползновений из ста в твоем возрасте – от любви. Эпоха глобального разгула «синдрома Ромео». Читал Шекспира? «Пора разбить потрепанный корабль с разбега о береговые скалы». Между прочим, «синдром Джульетты» регистрируется куда реже… Никто не хочет мириться с потерями. Это и понятно: самый первый удар обычно самый тяжелый. Потом, с возрастом, человек учится держать удары, воспринимать разлуки с подобающим философским смирением. А в юности все эгоисты, ни с кем не желают делиться счастьем. И ни черта вокруг себя не видят, кроме своих поруганных чувств.
– Но ведь больно же! – говорю я с неожиданным для самого себя доверием к собеседнику, к этому грубому могучему гному. – Резать по живому…
– Еще бы не больно! – охотно соглашается он. – Это называется «вивисекция». Но не трагично, не трагично! Она ушла, но она счастлива. Почему тебя это не утешает? Мне, закаленному разлуками воину, это непонятно. И ты учись терпеть боль, козерог.
– Я умею терпеть боль. Нас этому учили специально. Но ведь я тоже хочу быть счастливым!
– Он хочет! Да ты и был счастлив, наверное. Но нельзя быть счастливым вечно. От этого тупеют, обращаются в улыбчивых идиотов, блаженно пускающих розовые слюни. Разуму требуются встряски! Художник способен творить лишь в несчастье. Когда ему хорошо, он годится лишь на то, чтобы расписывать спальни пузатыми амурчиками. А ты – эгоист!
Последние слова Стеллан произносит с ожесточением, отчего мне становится совсем мерзко, и я снова отворачиваюсь, прижимаюсь щекой к холодному окошку. Гравитр забирает в облака, никто им не управляет. Машина сама выбирает себе некий скрытый для чужого глаза путь. Куда мы летим? Зачем? Не все ли равно…
– Конечно, эгоист, – ворчит Стеллан, будто спорит сам с собой. – Любовь есть любовь, я в этом кое-что смыслю. Терять женщину всегда больно, это ты правильно говоришь и правильно ощущаешь. Только боль свою ты упустил из-под контроля настолько, что сдуру захотел усмирить ее ценой собственной жизни. А то, что твоя паршивая жизнь нужна не только тебе, подлейшим образом забыл. Может быть, ты сирота?