– Нет, у меня мама, брат…
– И каково же было бы им потерять тебя?!
Мне хочется завыть от тоски. Я больше не могу сидеть в этой ярко освещенной кабине, в мягком кресле и слушать душеспасительные нотации. Я никого сейчас не могу ни видеть ни слышать.
– Отпустите меня. Домой, собрать вещи. Завтра я улетаю.
– В шахту, вниз головой?
– Нет. Честное слово…
– Сумерки, – говорит Стеллан со вздохом. – Самое ненавистное время для медиков. Таким козерогам, как ты, оно кажется безысходным, беспросветным. И вы преступаете все свои клятвы и честные слова. И ни за что не хотите дождаться утра.
– Вы так и будете стеречь меня до завтра?
– Было бы славно… Но что толку? Спать ты все равно не сможешь. Предпочтешь сидеть в уголке, таращить полные слез глаза на портрет утраченной возлюбленной и тихонько скулить. А потом побросаешь в сумку какое-нибудь никчемное барахло, сотрешь с лица тень переживаний и поднимешься на орбиту. И первый же эскулап, лишь покосившись на твою ментограмму, спихнет тебя обратно на Землю.
– Что же мне делать? – я задаю этот вопрос с понятной тревогой, и эта тревога на краткий миг остротой своей заглушает кипящую внутри меня боль.
– Я хочу познакомить тебя с одним моим другом.
– А если этого не захочу я?
– Я тебя свяжу, – спокойно заявляет Стеллан, и приходится поверить, что так и будет. И ни сила моя, ни ловкость, ни познания в области единоборств этому не помешают. – Доставлю к нему в оригинальной упаковке.
Внезапно выясняется, что мы уже не летим. Стеллан толкает дверцу и выскакивает из кабины первым. Недовольно озираясь, я высовываюсь следом, и он тут же плотно смыкает пальцы на моем запястье. Такое ощущение, что на меня надевают кандалы.
– Вы что?! Я не сбегу…
– Попробовал бы! Но без моей поддержки ты просто заблудишься.
Мы идем через небольшой дворик с пустыми скамейками из белого камня вокруг странной скульптуры, отлитой, как мне почудилось, из смолы – жирно блестящей и даже не утратившей до конца вязкости. Должно быть, скамейки специально для того, чтобы подолгу любоваться этим монстром… Ныряем под узкую стрельчатую арку. И попадаем в царство готики. Нелепым кособоким домишкам, что лепятся друг к дружке, никак не меньше тысячи лет. Они опоясывают сплошной стеной просторную лужайку, из самого центра которой нервно фонтанирует гейзер. В воздухе пахнет серой. Сквозь подошвы сандалий от земли проникает тепло. На почтительном расстоянии от гейзера, прямо на травке лежат люди. Не то спят, не то кейфуют.
– Преддверие ада, – восторженным шепотом говорит Стеллан. – Правда, похоже?