— А каким образом журналист вышел на Звонарева? — перебил полковника Кулешов.
— Позвонил председателю совета ветеранов. Я выяснял, — Корнилов нахмурился. — Мы должны были подумать об этом раньше. Но ведь и в голову не пришло, что преступник — следователь!
— Да! — многозначительно сказал Кулешов. — С журналистом вы дали промашку...
— Наверное, ты прав. Но сейчас нельзя терять времени. Если мы проведем у Звонарева внезапный обыск, будут доказательства. Логика подсказывает...
— Игорь Васильевич, логика — оружие обоюдоострое. Мне, например, она подсказывает совсем другое.
— Что же, если не секрет?
Кулешов встал, достал из кармана сигареты, но не закурил, сказал тихо:
— Ты только не подумай, что я честь мундира защищаю. Слышал, наверное, как мы у себя со всякими подонками поступаем? Но тут другое дело. Ты во время блокады где был? — спросил он неожиданно.
— До осени сорок второго — в городе.
— Ну, а я воевал под Москвой, — сказал Кулешов. — Но и для меня блокадные годы — символ. Сам знаешь какой! Святое понятие. Сколько о том времени написано! И вдруг следователь прокуратуры, блокадник, покрывал мародеров, брал взятки! Честных людей посылал на расстрел!
— Да ведь кого только не было в Ленинграде! И шпионы ракеты пускали. И воры карточки крали, — спокойно сказал Корнилов. — В блокадном городе люди жили, а не святые.
— Святые не святые, а ленинградская блокада вошла в историю. Стала легендой. Зачем же ее разрушать? Что будет думать о нас молодежь? Много у нее идеалов осталось?
Корнилову стало скучно.
— Может быть, оставим молодежь в покое? Пусть думает о нас что хочет, — заметив, что Кулешов собирается возразить, Игорь Васильевич примирительно поднял руку: — Ладно, ладно, молодежь во всем разберется сама.
Виктор Петрович вдруг начал тихонько насвистывать, рассеянно глядя на собеседника. За долгие годы знакомства Корнилов уже привык к тому, что эти, как он выражался, «свистульки» означают у Кулешова высшую степень сомнения. Наконец он снова сел на свой укороченный стул, закурил и сказал:
— Думаю, что все это фантазии, полковник, фантазии! — И поглядел на Корнилова с легкой — то ли она есть, то ли ее нет — улыбочкой. Улыбочка эта всегда раздражала Корнилова. Он был уверен, что такой улыбкой может улыбаться человек, ничего не принимающий близко к сердцу.
— Старика убили на Каменном острове обыкновенные грабители, — продолжил Кулешов, — и я не удивлюсь, если узнаю, что и про его саквояж с деньгами они ничего не знали. Нынче могут из-за червонца пырнуть ножом! Да и Медников не исключает случайного грабителя...