У берега по самые оси в воде стояла телега с бочкой. Старик, ворча, наливал в нее воду цинковым ведром.
— Ишь, не торопятся! Тилигенты на плоте.
— Не шурши, Хмурый, — лениво отвечал ему высокий аквалангист. — Точно камыш, волнуешься… Будет тебе танк. Дальше дна не уйдет.
— Какой танк? — спросил Димка, но аквалангист не ответил.
Хмурый помахал ребятам рукой.
— Ходите-ка сюды.
Ребята подошли к старику.
— Дружок сказывал. — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Перед смертью. Помру, говорит, и танк со мной в могилу уйдет.
Михуца округлил глаза.
— В могилу?!
Но Хмурый, махнув рукой, продолжал:
— Я, говорит, танк видал. В реке, у села. Из воды башня и пушка при ей… Давненько, правда, дело было. Годочков эдак тридцать с лишком назад. Сам хотел сыскать. Да время вышло…
Димкины глаза загорелись.
— Ищут танк?
— А чего ж? — Хмурый зачерпнул ведром воду. — Очень даже просто. Ищут. — Он вылил воду в бочку. — Теперь всё находют. — Хмурый нагнулся. — Да только вовсе не танк ищут. Кому он нужен? Имя человека ищут. Все село, почитай… Кто он есть такой? Из каких краев?
Высокий аквалангист уже стоял в полном облачении спиной к воде. Присев, он пружинисто оттолкнулся от катамарана, повалился за борт. Ребята проводили его завистливыми взглядами.
Хмурый посмотрел в сторону плота, взял в руки вожжи.
— Находют, — повторил он и огрел коня кнутом.
Конь вздрогнул, оскалил зубы, потянул телегу из речки.
— Давно ищут, — сказал Ион. — Метров пятьсот обследовали. Ничего.
— А что теперь? — спросила Ника.
— Теперь геофизики придут.
— Вот бы танк найти, — вздохнул Димка.
Увидев в селе Гринюка, маэстро долго сомневался: он ли? Узнать его было почти невозможно — пластическая операция изменила лицо, голос стал хриплым, глухим. Но вот глаза…
На чужом, каком-то «пустынном» лице жили знакомые глаза. Черные, с острым металлическим блеском.
Привыкший наблюдать, Теодор давно подметил: есть такие лица — «пустынные», они встречаются порой у грузчиков, живущих на отшибе, за железнодорожной станцией, в глухом темном переулочке, где мало людей, где под шатким забором всегда сухой бурьян, где бездомный ветер одиноко промышляет в пыльных кустах. И лица у таких людей тоже пыльные, жесткие, с резкими морщинами, словно отпечатками высохших былинок.
Маэстро вспомнил недавнюю встречу на кладбище.
— Гринюк? — спросил он неуверенно.
Человек в серой кепке спокойно посмотрел ему в лицо.
— Здравствуй, Теодор, — сказал он так, словно они расстались вчера. — Меня зовут Панаит. Запомни…
Кресты кладбища заставили память маэстро вынести на свет их самую первую, еще довоенную встречу.