— Где находится?
— Может, в селе?..
— Он вас знает?
— Нет. В отряде видел мельком. — Теодор ковыряет носком песок. — Писал по памяти…
Офицер вскидывает брови.
— Зачем?!
— Не знаю. — Теодор разводит руками. — Не должен был… Не положено. А писал…
— Но… зачем?
— Лицо у него… — Теодор невольно проводит ладонью по своему лицу. — Такое…
— Какое?
— Ну… с нервом, что ли… Сильное…
— Глупостьи, — резко бросает офицер. — Рисовать… разведчик? — Он с недоверием всматривается в лицо Теодора. — Ты сумасшедший, да? Идиот?
— Я — художник, — кусая губы, тихо говорит Теодор.
— Художник на войне — зольдат, — сердито, отрывисто говорит офицер. — О, майн гот! За такой портрет надо тебя пиф-паф! А? Ну-ну, я крошки пошутиль, — усмехается он, заметив, как изменилось лицо Теодора. — Благодарьи бог, я не совьетский официр. — И, довольный, направляется к солдатам.
Тем временем Хамурару с трудом приходит в себя. Делает попытку подняться. Падает. Пальцы медленно ползут по песку, оставляя длинный влажный след.
Теодор кусает губы, с внезапной ненавистью глядя, как Самсон, его недавний боевой друг, приходит в себя.
В кустах — зыбкое от страха лицо крестьянина.
Теодор какую-то долю секунды смотрит на него, потом на Хамурару, затем опять на крестьянина. И вдруг протяжно кричит:
— Ха-му-ра-ру пре-да-тель!
Зыбкое лицо крестьянина каменеет.
— Пре-да-тель! И-у-да!..
Хамурару лежит на спине. В воду черными родничками текут его волосы. В глазах скользит небо.
Услышав свое имя, переворачивается на бок. В черном глазу ломается фигура Теодора.
Хамурару слышит только обрывки фраз: «…му-ра-ру… да-тель… у-да…», но, видимо, что-то начинает понимать.
Офицер с удивлением смотрит на Теодора. Кивнув солдатам, бежит к нему.
Лицо крестьянина тонет в траве. Но в кустах тут же всплывает другое — знакомое, мальчишечье, со шрамом на щеке. В глазах — ненависть.
Вздрогнув, Теодор бросается к этому лицу. Офицер успевает подставить подножку. Теодор падает. С минуту лежит без движенья.
Автоматчики стреляют по кустам. Летят на землю срезанные пулями ветви, роняя сверкающие капли росы.
Теодор поднимает голову, видит зеркальные сапоги офицера, медленно встает.
Офицер спокойно глядит ему в лицо, а затем сильным точным ударом бьет в живот.
Теодор сгибается, но моментальный удар снизу, в лицо, ослепив, выпрямляет его, и он падает на спину. Держась руками за живот, подтянув колени, переворачивается лицом вниз.
— Встать! — кричит офицер.
Привычным движением он поправляет белые крахмальные манжеты с застывшими на них алыми капельками запонок…
Мальчишка со шрамом, уйдя от пуль, скрывается в лесу…