— Растут наши дети. — Родика потрепала Димку по плечу. — Давно ли на руках носила? Кавалер! — Она придирчиво оглядела его с головы до ног. — Силен мужик… На девчонок поди поглядывает?
Димка скромно опустил глаза: не без того, конечно.
— Да ну, — отмахнулась мать. — Он при девчонках молчит как сурок. Тихоня.
«Тихоня, — повторил про себя Димка. — Послушали бы вы нас без свидетелей!»
— Что же мы стоим? — спохватилась Родика. — Заходи, Анна, в дом.
Женщины обнялись и вошли в дом…
Во время войны Печерская, родом из Подмосковья, партизанила в кодрах[1]. Однажды попала в облаву. Эсэсовцы долго преследовали, но ей удалось уйти. Спрятала ее на чердаке Родика, босоногая чумазая девчонка. Два дня носила еду, а на третий, в ночь, вывела из села огородами. С тех пор они подружились. Родика стала связной у партизан…
«А твой дед все равно предатель»
Извилистая тропинка послушно ложилась Михуце под ноги. Он нес в руках пустую трехлитровую банку и время от времени тяжело вздыхал. Вслед за ним шел старый аист Филимо́н. И всякий раз, когда мальчуган вздыхал, аист клал ему на плечо длинный красный клюв.
Михуца останавливался, шлепал ладошкой по жесткому крылу Филимона, поправлял на своей большой круглой голове пилотку и продолжал свой путь. Высокие травы были выше его.
Конечно, думал Михуца, он маленький, ему нужно расти и расти.
А что делать, если не растется?
А вдруг он таким и останется на всю жизнь? Ого!
Живут же на свете лилипуты! Михуца их видел в цирке. Обыкновенные дети, только лица старые.
Не растется… Напрасно он подолгу висит на деревьях вниз головой. Длиннее шея не становится. А пока он так медленно растет, все полезные дела другие поделают. Ого!
Не везет. Вечно у него все не так, все неладно. У всех штаны как штаны, а у него — непоседы. Всегда почему-то норовят соскочить. Сегодня чуть было перед Ильей Трофимовичем, председателем, не упали.
Хорошо, когда в колхозе умный председатель! Он зря смеяться не станет. Он сразу же схватился за брюки: а вдруг и с ним приключилась беда? Нет, пронесло. Видать, ремень надежный попался. Везет же людям. Ого!
А у него, у Михуцы, одни неприятности. Скорей бы вырасти да уйти в солдаты! Вздохнув, он поправил пилотку. Мама сошьет ему просторную холщовую сумку. И чего только не положит туда Михуце! Брынзу, орехи, яблоки, румяный калач… Да и, конечно же, виноград. Самую большую гроздь! Ел бы такую весь день, и на утро осталось.
Краем синей косынки мама вытрет глаза и — отпустит и солдаты. И тогда Михуца пойдет по селу. Золотые трубы будут гореть ярче солнца, медные тарелки треснут от грома, а серый барабан будет бухать на всю улицу: