Синдром Аспергера существовал всегда, и дети-аспергерианцы появлялись на свет всегда, просто внимание врачей он привлек сравнительно недавно. Когда я был маленьким, психиатры ошибочно принимали проявления синдрома Аспергера за депрессию, шизофрению или другие психические расстройства, и ставили неверные диагнозы.
Синдром Аспергера – это не вселенское зло, в нем есть свои достоинства – временами он щедро одаряет тех, кто с ним родился. Среди аспергерианцев встречаются люди редкостного интеллекта, острого ума и проницательности. Из ребенка-аспергерианца может вырасти талантливый инженер или ученый. Или, например, одаренный музыкант с абсолютным слухом и иными неимоверными способностями. Многие аспергерианцы наделены таким великолепным ораторским даром, что кое-кто из-за них называет наш синдром «синдромом Маленького Профессора». Но не обманывайтесь: большинство детей-аспергерианцев все-таки не вырастают в профессоров. Потому что расти им очень тяжело.
Синдром Аспергера у всех проявляется в разной степени. У некоторых его симптомы настолько сильны, что эти люди неспособны в одиночку справляться с жизнью в обществе. У других, – и я в их числе, – симптомы слабее, так что мы более-менее приспособились жить самостоятельно. Кое-кто из аспергерианцев умудрился невероятно преуспеть, подобрав себе такую профессию, в которой их уникальные способности как нельзя кстати.
С течением времени выясняется, что синдром Аспергера – явление весьма распространенное, и аспергерианцев куда больше, чем можно было подумать. На 2007 год, по данным федеральных Центров по контролю и профилактике заболеваний США,[2] из 150 человек один имеет синдром Аспергера или какое-то еще расстройство аутистического спектра. Получается, что только в США проживает два миллиона аутистов.
Синдром Аспергера – это врожденное, а не приобретенное состояние. Я-то понимал это едва ли не с раннего детства, просто взрослые не знали, на что обращать внимание и где искать. Родители и вообще старшие родственники понимали: я не такой, как прочие дети. Даже когда я был маленьким, сторонний наблюдатель заметил бы, что со мной неладно. Я ходил какой-то механической походкой, будто робот, и в целом был неуклюж. Редко улыбался, мимика была бедная. Зачастую я вообще не реагировал на окружающих – вел себя так, будто рядом не было ни души. Большую часть времени я проводил, замкнувшись в своем мирке, в одиночестве, не общаясь со сверстниками. Я мог часами не замечать ничего вокруг, полностью занятый игрушками. Если же мне и случалось иметь дело с другими детьми, выходило это у меня неудачно. Я избегал смотреть им в лицо.