— Нет! — тон ее голоса сразу выдал, что она не врет.
Женька усмехнулся и откинулся на спинку стула.
— Верю.
— Почему ты спросил об этом? — Женя чувствовала, как что-то мешает ей дышать. Ладони ее стали мокрыми.
— Спросил и спросил, — невозмутимо произнес он. — Ты же сама сказала, можно спрашивать о чем угодно.
— Но… как-то странно. Разве ты сам кого-то ненавидел? До такой степени.
— А при чем здесь я? — почти весело проговорил Женька. — Пичужка, ты, как обычно, переходишь на личности. Если ты думаешь, что с помощью своих дурацких игр сможешь выведать обо мне больше, чем я сам хочу тебе рассказать, то ошибаешься. Все, что тебе нужно знать, ты уже знаешь.
— А есть что-то, что не нужно? — Она смотрела на него в упор.
— У каждого есть то, что он не намерен обсуждать ни с кем. Даже с тем, кого любишь.
— Ты меня любишь?
— Люблю. — Он бережно накрыл ее руки своими ладонями. — Я тебя люблю, Пичужка. И буду долго любить. Наверняка дольше, чем ты меня.
— Что за глупость? Почему это надо состязаться в том, кто кого будет дольше любить?
— Не знаю. — Женька вздохнул и вдруг глянул на нее доверчиво и даже беспомощно. — Мне почему-то кажется, что скоро все это кончится и ты уйдешь.
Женя покачала головой.
— Я никуда не уйду. Но когда-нибудь, честное слово, возьму сковородку и тресну ею по твоей упрямой башке.
Он прищурился и произнес со странным выражением:
— Ну, это еще не самое страшное.
Наконец наступил долгожданный март. Солнце припекало все жарче и жарче, и под его натиском сугробы сдались и начали таять. Дни стали светлыми и длинными, в воздухе отчетливо повеяло весной.
В канун Восьмого марта Лось объявил о том, что в начале апреля ожидается новая поездка, на этот раз в Курск. Женю это известие повергло в шок. Она запустила учебу настолько, что не знала, как свести концы с концами. Столбовой, прежде лояльно относившийся к ее откровенной халтуре, в последние недели стал терять терпение. Его тон сделался сухим, в глазах отчетливо читалось осуждение и недоумение. Если бы в придачу ко всему Женя сообщила ему о своем отъезде, наверняка он взорвался бы окончательно.
Однако не ехать с «Орфеем» ей тоже не хотелось. Хор стал неотъемлемой частью ее жизни, она любила его и благоговела перед ним — ведь именно он свел ее с Женькой. Женя решила, что пора браться за ум и проявить пресловутую силу воли, за которую ее прежде так расхваливали все знакомые и которая неизвестно куда подевалась с той памятной новогодней ночи в Питере. Это тем более необходимо было сделать, потому что Столбовой мог с минуты на минуту отказаться от руководства Жениным дипломом, сославшись на ее лень и безответственность.