Женя послушно притащилась и уселась за стол.
— Ровно в восемь мы идем гулять, — безапелляционным тоном объявила мать. — А ровно в десять ты ляжешь спать.
— Ага. — Женя вяло хлебала борщ.
Аппетита не было, но она заставляла себя глотать ложку за ложкой. Ольга Арнольдовна молча наблюдала за тем, как она ест.
— Ты написала ему?
— Да.
— И что?
— Не знаю. — Женя пожала плечами. — Я не читала ответ.
— Вот и умница. Нельзя же вдвоем сходить с ума, кто-то должен оставаться в добром здравии. — В ее голосе впервые Женя не слышала злости. Впервые, когда речь шла о Женьке.
— Мам, я люблю его. — Она кинула ложку на скатерть и уронила голову на руки.
— Люби. А борщ при чем? Борщ-то доешь, ты ж проголодалась, с утра, не разгибаясь, сидишь.
Женя слабо улыбнулась и покачала головой:
— Ведь правда, он ничем не хуже твоего Санька!
— Хуже. В сто раз. К сожалению, Сашу это не спасает. Лучше или хуже — не главное.
— А что главное?
— Наверное то, что… он нужен тебе, невзирая ни на что. Что ты готова страдать из-за него. Саша с радостью сам пострадал бы из-за тебя, но тебе это без надобности.
Женя с готовностью кивнула.
— Я обещала написать ему вечером.
— Напишешь. Ты теперь все отлично успеешь. Только ешь, прошу тебя.
Женя вздохнула и снова взялась за ложку.
После обеда она правила уже готовый текст. Потом сверяла его со статьей Столбового. Потом подбирала практические материалы. И так — до половины восьмого.
Без четверти восемь она послала Женьке новое сообщение: «Как дела? У меня все в порядке. Целую».
«Можно тебе позвонить?» — написал он в ответ.
«Нет. Лучше будем общаться молча».
«Что, всю неделю?!» — Жене показалось, что она слышит, каким голосом он это сказал. Она нервно сглотнула и написала: «Да, всю неделю». Ответ оказался кратким: «Сдохнуть можно!»
Женя улыбнулась и ответила: «Не сдохнешь. Спокойной ночи».
На сей раз, чтобы отключить телефон, ей не потребовалось таких неимоверных усилий, как утром. Она почти успокоилась. Рядом, за стенкой, была мама, которая по какой-то счастливой случайности перестала быть ей врагом и стала, как прежде, союзницей.
Они пошли гулять и гуляли целый час, до девяти. Сначала молчали, потом понемногу начали разговаривать. Ощущение было таким, будто они не виделись давным-давно. Да, собственно, так оно и было. Темы для беседы выбирала Ольга Арнольдовна — о погоде, об институте, о новом, вышедшем на экран фильме, о чем угодно. Только не о Женьке и не о Жениных к нему чувствах.
За следующую ночь количество «эсэмэсок» уменьшилось вдвое, а в течение дня и вовсе не пришло ни одной. Женя поняла, что Женькины финансы подошли к концу, хоть он и впаривал ей насчет двух зарплат. Она была даже рада этому обстоятельству — ей, наконец, удалось втянуться в работу и не хотелось отвлекаться. К вечеру среды диплом начерно был готов. Женя позвонила Столбовому и попросилась в четверг на консультацию. Тот выслушал ее и холодно поинтересовался: