— О каком детстве ты говоришь? У меня его не было. — Женька слез со скамейки и встал перед Женей, засунув руки в карманы куртки. — Если бы я только знал, кто твой хваленый профессор! Да я бы… я… разорвал твой реферат к чертовой бабушке. На мелкие кусочки. Ты еще с ним под ручку ходишь!
— Может, ты меня ревнуешь к нему? — Женя улыбнулась. Улыбка вышла жалкой.
— Очень надо! Ты не такая, как моя мать, тебе голову не заморочишь.
— Но он мне нравился! Честное слово! Жень, я не могу вот так сразу взять и возненавидеть его. Не могу. Я очень тебе сочувствую, у меня сердце разрывается. Но представить себе его таким злодеем… нет, это выше моих сил!
— Ах, выше? Какие мы добренькие! Да просто… просто ты такая же, как он. Такая же карьеристка, так же можешь предать человека из-за своей выгоды.
— Какого человека? Что ты плетешь?
— Меня!
— Когда я тебя предавала? У тебя совесть есть? Я с тобой дни и ночи. Как… как сиделка какая-то!
— Сиделка? — заорал Женька. — То есть, ты считаешь, я больной?
— Ты больной. И замолчи, а то тебя куда-нибудь заберут, я не смогу ничего сделать.
— Ладно. — Он в мгновение ока стал абсолютно спокойным, его лицо превратилось в гипсовую маску. — Все, Пичужка. То есть, все, Женя.
— Что значит «все»?
— То и значит. Больше ты мне никто. И я тебе соответственно тоже.
— Ну, и зачем это все? — Женя тоже встала и подошла к нему, но он тут же отодвинулся. — Какое Столбовой… твой отец… имеет к нам отношение? Ты же не можешь разлюбить меня только потому, что я пишу диплом под его руководством.
— Могу.
Ей показалось, будто он ударил ее наотмашь. Она невольно отшатнулась в сторону.
— Гуд бай. — Он повернулся и быстро зашагал к остановке. Женя ждала, что он вот-вот остановится, вернется, попросит, чтобы она его простила. Объяснит, что валял дурака. Но Женька не останавливался и даже не оборачивался. Он пересек сквер, вышел на шоссе. Увидел идущий трамвай, побежал. Запрыгнул на подножку.
Она так и стояла возле скамейки, ей казалось, она превратилась в соляной столб. Ногам было холодно от долгого сидения, рукам тоже, все тело охватил холод, такой, что сердце оледенело.
Что же все-таки случилось? Ведь не может быть, чтобы все кончилось вот так, в один момент? И что такого она сказала? Наверное, надо побежать за ним, догнать — трамвай еще почему-то стоит на остановке, может быть ток выключили, или еще какие-нибудь неполадки. Трамвай стоит — а у нее нет сил сдвинуться с места, будто она приросла к этой черной, только что оттаявшей земле. И крикнуть Женьке тоже нет сил. Да и что ему крикнуть — что она умрет без него, что готова вместе с ним на пару ненавидеть Столбового? Чушь какая-то, бред. Шизофрения.