Ах, кашка манная, ночь туманная,
Проводи меня домой, моя желанная!
Маргитка шла так легко, что казалось, не ступает по полу, а плывет над ним. Лишь изредка из-под красной оборки выглядывал узкий мысок туфельки. Ресницы девушки были опущены, полумесяцы больших серег качались в такт шагам. Гитаристы брали на струнах короткие отрывистые звуки, лишь обозначая ритм, и Маргитка плыла по паркету в сиянии отражающихся свечей словно со стаканом воды на голове – ни единого лишнего движения, ни взмаха ресниц. В кабинете стало тихо, смолк разговор за столом, слышались лишь аккорды и шуршание платья. Мельком Илья заметил заинтересованный взгляд Насти, улыбку Зины Хрустальной. Это была знаменитая «венгерка», которой так славились московские цыганки.
Ах! – захлебнулась вдруг гитара коротким вздохом. Раз! – скользнула по полу узенькая подошва. Взмах! – разлетелись тонкие руки, обожгло из-под ресниц неласковой прозеленью, Маргитка замерла на миг, откинув голову. И – пошла, пошла, пошла сыпать тропачками{Вид чечетки.}, и загомонили гитары, споря с этим перестуком, и только тут улыбнулась Маргитка. Снова отбросив за спину косы, она дрогнула плечами, забила чаще и чаще и пошла прямо к столу. И стояла перед господами с надменной улыбкой на губах, частя плечами до тех пор, пока капитан Толчанинов с насмешливым поклоном не протянул ей ассигнацию.
Гитары умолкли на коротком аккорде. Маргитка коротко кивнула и, не обращая внимания на восторженные вопли, пошла на свое место.
– Ох, какая... – бормотнул кто-то из цыган.
Илья обернулся на голос и увидел глаза собственного сына. Опустив скрипку, Гришка смотрел на Маргитку так, что Илье захотелось сказать ему: «Закрой рот». Но сделать этого он не успел, потому что хлопнула дверь, и на пороге вырос двухметровый красавец с косой саженью в плечах, с седой головой и шестью бутылками шампанского в руках. Серые холодные глаза быстро обежали всех присутствующих, и Илья узнал графа Воронина.
– Ур-ра несравненной Насте! – гаркнул он, и пламя свечей задрожало, грозя погаснуть. – Чуть не загнал извозчика, так спешил! Настя! Прелесть! Поцелуй старинного друга!
Настя с улыбкой поднялась, протянула руки. Граф расцеловал ее, обернулся к хору:
– А где Смоляков? – И прежде чем Яков Васильев успел ему ответить, сам нашел глазами Илью. – А, вот он! Ну, помнишь, как меня чуть на тот свет не отправил?
Илья растерянно промолчал, подумав: надо же, не забыл, сукин сын… Но Воронин рассмеялся и протянул руку:
– Не пугайся, сын степей, кто старое помянет – тому глаз вон. Признаться, я сам был виноват тогда. Ну, други, – за встречу! Яков Васильич, уважь старинного приятеля – «Не вечернюю»! И пусть моя Зина запевает!