— Я видел вас двоих в темноте. Кто он для тебя?
— Мой друг.
— Обними меня, Джессика, — тихо приказал он.
У Джессики не хватило сил ослушаться. Она, как во сне, подняла руки и обвила его шею. Теперь, когда больше не было нужды прижимать ее к дереву, он привлек ее к своему горячему, жесткому телу. Она тяжело задышала.
— Ты — моя, Джессика, — прошептал он. — Моя.
Она ощутила шелк его маски, ласкающий ее кожу как раз над губами. Ей так хотелось его поцелуев… прикосновения его губ… но он не пожелал уделить ей даже этого.
— Я не принадлежу ни одному мужчине, — едва выговорила она. Но он схватил ее за волосы, откинул голову и завладел губами.
Несмотря на всю свою решимость не поддаваться, Джессика ответила на поцелуй. Этот человек не имел права дотрагиваться до нее, не смел утверждать, что она принадлежит ему, но стоило ощутить прикосновение его губ, как она совершенно потеряла голову и уже не знала, что хорошо и что плохо. Только крепче обнимала его, а когда он вновь притянул ее к себе, словно в беспамятстве прильнула к мужскому телу, желая раствориться в нем.
— Джесси… — пробормотал он между поцелуями. — Я не могу видеть тебя с другими мужчинами.
— Кто ты? — шепнула она. — Скажи. Я сохраню тайну.
— Нет, дорогая. Я не стану рисковать твоей жизнью.
Она попыталась оттолкнуть его, но он не сдвинулся с места.
— Ты не можешь и дальше появляться в моей жизни, издеваться надо мной, прижимать к деревьям, лапать в кустах ежевики и ожидать, что я… я… Чего ты от меня ожидаешь? Не знаю, кто ты, и знать не хочу. Уходи и больше не возвращайся. Англичане обязательно поймают тебя и повесят на месте.
— А ты сильно расстроишься?
Она с отчаянной силой сцепила руки на его шее, прижалась щекой к шелку рубашки, слушая частый стук мужского сердца.
— Какое мне дело? — солгала она. — Мне даже неизвестно, кто ты. Лучше обрати внимание на другую женщину.
Он приподнял ее подбородок и легко дотронулся губами до губ.
— Ты правду сказала? Я пришел сюда, только чтобы тебя увидеть. Я знаю, что ты прячешься, потому что помогла мне. Хотел поблагодарить тебя.
— Ты унизил меня перед всеми, и теперь весь город надо мной смеется!
Эти губы искусной лепки раздвинулись в улыбке, медленной, таинственной, понимающей.
— Разве поцелуй — это унижение, а не награда?
Его зубы игриво поймали ее нижнюю губу, кончик языка обвел контуры рта.
— Несмотря на опасность, я не смог не поцеловать тебя в тот день. Не остановись я тогда, твоя помощь не понадобилась бы.
— В таком случае мог бы не задерживаться! Рисковать быть повешенным лишь для того, чтобы поцеловать девушку…