- Да, открытие, - подтвердил он. - Но это лишь часть моей концепции. Основное преобразование будет заключаться в моей трактовке того, что я, пожалуй, назвал бы психологией Гамлета.
- Психологией! - повторили мы.
- Да, психологией. Чтобы сделать Гамлета понятным зрителю, я хочу показать его как человека, согнувшегося под тяжким бременем. Его терзает Weltschmerz.* Он несет на себе весь груз Zeitgeist.** В сущности, его угнетает извечное отрицание.
______________
* Мировая скорбь (нем.).
** Духа времени (нем.).
- Вы хотите сказать, - вставили мы, пытаясь говорить как можно увереннее, - что все это ему не по силам?
- Воля его парализована, - продолжал Великий актер, не обратив на нашу реплику никакого внимания. - Он устремляется в одну сторону, а его бросает в другую. То он падает в бездну, то уносится в заоблачные дали. Его ноги ищут опоры и не находят ее.
- Поразительно! - сказали мы. - Но чтобы изобразить все это, вам, очевидно, понадобятся разные сложные конструкции?
- Конструкции! - вскричал Великий актер с львиным хохотом. Конструкции мысли, механизм энергии и магнетизма...
- Ах, вот что, - сказали мы. - Электричество...
- Да нет... - возразил Великий актер. - Вы опять не поняли меня. Я создаю образ исключительно своим исполнением. Возьмем, например, знаменитый монолог о смерти Вы помните его?
- Быть или не быть?.. - начали мы.
- Стоп! - сказал Великий актер. - А теперь подумайте. Это монолог. Именно монолог. Тут-то и кроется ключ к пониманию образа. Это нечто такое, что Гамлет говорит самому себе. В моей интерпретации ни одно слово фактически не произносится. Все происходит в полнейшем, абсолютном молчании.
- Но каким же образом, - спросили мы с изумлением, - удается вам передать всю эту гамму мыслей и чувств?
- Исключительно с помощью мимики.
Великий боже! Возможно ли? Мы снова начали всматриваться, на этот раз с напряженным вниманием, в лицо Великого актера. И, содрогнувшись, мы поняли, что он мог сделать это.
- Я выхожу на сцену так, - продолжал он, - и начинаю монолог... Теперь, прошу вас, следите за моим лицом.
С этими словами Великий актер скрестил руки и встал в позу; отблески волнения, возбуждения, надежды, сомнений и отчаяния появлялись, сменяя, мы бы даже сказали - сметая друг друга, на его лице.
- Изумительно! - прошептали мы.
- Строки Шекспира, - сказал Великий актер, когда лицо его вновь обрело свое обычное, спокойное выражение, - не нужны, совершенно не нужны - во всяком случае, когда играю я. Эти строки - не более как обычные сценические ремарки. Я опускаю их. И делаю это очень и очень часто. Возьмем, например, всем известную сцену, в которой Гамлет держит в руке череп. Шекспир сопровождает ее такими словами: "Увы, бедный Йорик! Я знал его..."