Король повалился в кресло.
— Опять то же самое, — простонал он. — Да вы еще хуже отца Лашеза и Боссюэ,
— Нет, нет! — весело перебила она с не изменявшим ей никогда тактом. — Я надоела вам, между тем как вы удостоили меня посещением в моей келье. Это действительно черствая неблагодарность с моей стороны, и я получила бы справедливое наказание, не раздели вы со мной завтра моего одиночества, омрачив таким образом весь мой будущий день. Но скажите, государь, как подвигаются постройки в Марли? Я горю от нетерпения узнать, будет ли действовать большой фонтан.
— Да, он прекрасно бьет, но Мансар слишком отодвинул правый флигель. Я сделал из него недурного архитектора, но все же еще приходится учить его многому. Сегодня я указал строителю на плане эту ошибку, и он обещал мне исправить.
— А во что обойдется эта поправка, Ваше Величество?
— В несколько миллионов ливров, но зато вид с южной стороны будет гораздо лучше. Я занял под здание еще милю земли вправо, так как там ютилась масса бедноты, хижины которых были далеко не красивы.
— А почему вы не совершали сегодня прогулки верхом, Ваше Величество?
— Это не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Было время, когда кровь во мне закипала при звуке рога или топота копыт, но теперь все это только утомляет меня.
— А охота с соколами?
— Меня и это больше не интересует.
— Но вам нужны же какие-нибудь развлечения, государь?
— Что может быть скучнее удовольствия, переставшего развлекать? Не знаю, как это случилось. Когда я был мальчиком, меня и мать постоянно гоняли с места на место. Тогда против нас бунтовала Фронда, а Париж кипел возмущением — все же даже жизнь в опасностях казалась мне светлой, новой, полной интереса. Теперь же, когда везде безоблачно, когда мой голос — первый во Франции, а голос Франции — первый в Европе, все кажется мне утомительным и скучным. Что пользы в удовольствии, если оно надоедает мне, лишь только я его испробую?
— Истинное наслаждение, государь, заключается только в ясности духа, в спокойствии совести. И разве не естественно, что по мере надвигающейся старости и наши мысли окрашиваются в более серьезные и глубокие цвета? Будь иначе, мы вправе упрекать себя в том, что не извлекли никакой пользы из уроков, преподанных жизнью.
— Может быть; но, во всяком случае, грустно и скучно чувствовать, что ничто уже не интересует тебя больше. Но чей это стук?
— Моей компаньонки. Что нужно, м-ль?
— Пришел господин Корнель читать королю, — отвечала молодая девушка, открывая дверь.
— Ах да, Ваше Величество. Я знаю, как бывает подчас надоедлива глупая женская болтовня, а потому пригласила кое-кого поумнее развлечь вас. Должен был прийти господин Расин, но мне передали, что он упал с лошади и вместо себя прислал своего друга. Позволите ему войти?