Униженный министр сидел совершенно подавленный, с опущенной на грудь головой. Король еще некоторое время, нахмурившись, бормотал что-то про себя, но затем лицо его постепенно начало проясняться. Припадки гнева монарха бывали обыкновенно так же коротки, как сильны и внезапны.
— Задержите курьера, Лувуа! — наконец проговорил он спокойным тоном.
— Да, Ваше Величество.
— А завтра на утреннем совете мы посмотрим, какой ответ послать лорду Сандерлэнду. Может быть, лучше не давать слишком больших обещаний с нашей стороны. Эти англичане всегда были у нас бельмом на глазу. И если бы можно было оставить их среди туманов Темзы, чтобы они занялись междоусобиями в продолжение нескольких лет, то мы могли бы за это время свободно справиться с нашим голландским принцем. Их последняя междоусобица длилась десять лет, и следующая может продолжаться столько же времени. А до тех пор мы могли бы отодвинуть нашу границу до Рейна.
— Ваши войска будут готовы в тот день, как вы отдадите приказ, государь.
— Но война стоит дорого. Я не желаю продавать дворцовое серебро, как пришлось сделать в последний раз. Каково состояние казначейства?
— Мы не очень богаты, государь. Но есть один способ довольно легко раздобыть деньги. Сегодня утром был разговор насчет гугенотов и возможности их дальнейшего пребывания в католическом государстве. Если, выгнав их, отобрать в казну имущество еретиков, Ваше Величество станет сразу богатейшим монархом из всего христианского мира.
— Но сегодня утром вы были против этой меры, Лувуа?
— Я не продумал тогда достаточно этого вопроса, государь.
— Вы хотите сказать, что отец Лашез и епископ еще не успели тогда добраться до вас, — резко заметил Людовик. — Ах, Лувуа, я не напрасно прожил столько лет среди придворных и научился кой-чему. Шепните словечко одному, потом другому, третьему, пока это слово не дойдет до ушей короля. Когда мои добрые отцы церкви решаются что-нибудь проделать, я повсюду вижу их работу, как следы крота по взрытой им земле. Но я не пойду навстречу их заблуждениям, и гугеноты все-таки остаются подданными, ниспосланными мне Богом.
— Я вовсе и не хочу, чтобы вы поступили так, Ваше Величество, — смущенно проговорил Лувуа. Обвинение короля было настолько несправедливо, что он не мог даже ничего возразить.
— Я знаю только одного человека, — продолжал Людовик, взглянув на г-жу де Ментенон, — не имеющего никаких честолюбивых замыслов, не стремящегося ни к богатству, ни: к почестям и настолько неподкупного, что он не может изменить моим интересам. Потому-то я так высоко ценю мнение этого человека.