Говоря так, он смотрел с улыбкой на г-жу де Ментенон; министр также бросил на нее взгляд, выражавший зависть, терзавшую его душу.
— Я считал долгом указать на это Вашему Величеству только как на возможность, — сказал он, вставая с места. — Боюсь, что отнял слишком много времени у Вашего Величества, и потому удаляюсь.
Он слегка поклонился хозяйке, отвесил глубокий поклон королю и вышел из комнаты.
— Лувуа становится невыносим, — проговорил король. — Дерзость его не знает границ. Не будь он таким отличным служакой, я давно удалил бы его от двора. У него свои мнения насчет всего. Недавно он уверял, что я ошибся, говоря, что одно из окон в Трианоне меньше других. Я заставил Ленотра смерить это окно, и, конечно, оказалось, что я прав. Но на ваших часах уже четыре. Мне пора идти.
— Мои часы отстают на полчаса, Ваше Величество.
— Полчаса? — Король смутился на одно мгновение, но затем вдруг расхохотался. — Ну, в таком случае я лучше останусь здесь, так как опоздал и могу с чистой совестью сказать, что это вина часов, а не моя.
— Надеюсь, что дело было не столь важное, государь, — произнесла г-жа де Ментенон, и выражение сдержанного торжества мелькнуло в ее глазах.
— Совсем не важное.
— Не государственное?
— Нет, нет! Я назначил этот час только для того, чтобы сделать выговор одной зазнавшейся особе. Но, пожалуй, так вышло лучше. Мое отсутствие послужит знаком моей немилости и подействует на нее, надеюсь, так, что я уже не увижу более этой личности при моем дворе. Ах, что такое?
Дверь распахнулась. Перед ними стояла г-жа де Монтеспань, прекрасная и гневная.
Г-жа де Ментенон была женщина замечательно сдержанная, хладнокровная и находчивая. Она сейчас же встала с места с таким видом, как будто увидела приятную гостью, и пошла навстречу ей с приветливой улыбкой и протянутой рукою.
— Вот неожиданное удовольствие! — воскликнула она.
Но г-жа де Монтеспань была очень сердита и разъярена так, что, очевидно, делала большие усилия над собой, чтобы сдержать вспышку гневного бешенства. Лицо маркизы было страшно бледно, губы плотно сжаты, а застывшие глаза сверкали холодным, злым блеском. Одно мгновение две самые красивые и гордые женщины Франции стояли друг против друга, одна с нахмуренным лицом, другая — улыбаясь. Потом де Монтеспань, не обратив внимания на протянутую руку соперницы, повернулась к королю, смотревшему на нее с недовольным видом.
— Боюсь, что я помешала, Ваше Величество.
— Действительно, ваше появление несколько неожиданно, мадам.
— Смиренно прошу извинения. С тех пор как эта дама сделалась гувернанткой моих детей, я привыкла входить в ее комнату без доклада.