– Та-ак, – протянул Блюмкин. – И ты теперь думаешь: раз вожак затявкал, значит, и вся свора подхватит?
Следователь пожал плечами, по-прежнему не глядя в глаза Блюмкину.
– Слушай меня внимательно, Якобсон, – холодно проговорил Блюмкин. – Нужное распоряжение я тебе предоставлю. Но как только ты его получишь – сразу закрывай дело. Без промедления, понял?
– Если бумага будет…
– Будет! Но чтобы от вынесения приговора до его исполнения прошло не больше двух дней. Вы меня поняли, товарищ Якобсон?
– Понял.
– Можете идти!
Следователь повернулся и медленно прошел к двери. Выскользнув в коридор, Якобсон облегченно вздохнул и вытер платком потное красное лицо.
– Дьявол, – прошептал он. – Настоящий дьявол.
5
В кабинете было мрачно и холодно. Голые стены с обшарпанной штукатуркой выглядели убого. Однако письменный стол, за которым сидел Яков Блюмкин, поражал размерами и красотой. Он был огромен, сделан из красного дерева и украшен изящной резьбой.
Посмотрев на резьбу стола, Гумилев усмехнулся. Все эти завитки и узоры были похожи на какой-то нелепый атавизм, на витиеватый бараний рог, внезапно выросший на капоте грязного автомобиля. Блюмкин окинул взглядом осунувшегося и бледного поэта, неуклюже примостившегося на ободранном стуле, облизнул губы и заговорил:
– Николай Степанович, я вызвал вас к себе для важного разговора.
– Я весь внимание, – сухо сказал Гумилев.
– Может, сначала чаю? – предложил Блюмкин. – Чай отличный, прямо из Индии.
– Благодарю, но мне не хочется.
– Что ж… – Блюмкин сдвинул брови к толстой переносице. – Николай Степанович, я не хочу ходить вокруг да около и перейду сразу к делу. – Чекист достал из ящика стола лист бумаги, положил его на стол и пододвинул к Гумилеву: – Ознакомьтесь, пожалуйста.
Николай Степанович взял лист и пробежал по нему взглядом.
«В своем первом показании гражданин Н. Ст. Гумилев совершенно отрицал его причастность к контрреволюционной организации и на все заданные вопросы отвечал отрицательно. Виновность Гумилева в контрреволюционной организации на основании протокола допроса Таганцева и его подтверждения вполне доказана. На основании изложенного считаю необходимым применить по отношению к гражданину Гумилеву Н. Ст. как явному врагу народа и революции высшую меру наказания – расстрел.
Следователь Якобсон».
Блюмкин внимательно смотрел на лицо поэта, но не заметил на нем и тени тревоги.
– Вы молчите? Вас это совершенно не пугает?
– А какая вам разница? – холодно осведомился Гумилев, отодвигая от себя лист. – Мое мнение никак не повлияет на ваше решение.