Общий итог: многие поели. Но основная масса больных продолжала голодать.
Я пошла к начальнику, где опять собрались все.
Двери кабинета оказались запертыми: Елатомцев и Клюсов звонили в Центр.
Мы ждали довольно долго.
Наконец дверь открылась. Возбужденный Клюсов почти пробежал мимо нас, бросив на ходу:
– Идите по корпусам. Приказ – кормить насильно.
Мы вошли к Елатомцеву:
– Что значит «кормить насильно»?
– Таков был ответ на наш рапорт, – ответил начальник. – Дополнительного разъяснения дано не было.
– Ну и как? – прозвучал общий вопрос.
– Пока я не решил, надо подумать. Идите по своим корпусам, – сказал он мрачно.
В Зоне все, и персонал, и больные, уже все знали. И всюду звучала фраза на русском правильном и ломаном языке: «Приказ кормить насильно».
На пороге в отделение меня встретил доктор Шеффер:
– Приказ кормить всех насильно – это что? – заинтересованно спросил он.
– Не знаю, – ответила я.
С недоумением взглянув на меня, он промолчал.
Я пошла по палатам. Многие действительно пообедали. Однако общая картина оставалась прежней. Пресловутая солидарность еще крепко удерживала в своих лапах не менее половины больных. Все уже хорошо усвоили сочетание трех слов: «Приказ кормить насильно». Но никто не понимал их значения.
В этих трех непонятных словах, звучащих вокруг все настойчивее, уже отчетливо слышалась угроза хрупкому благополучию, обретенному на короткое время в госпитале. И теперь в глазах этих людей, спрятавшихся под одеяла, помимо тупого упорства, с которым они продолжали эту нелепую акцию, отчетливо сквозил ужас перед неизвестным. Вопросов никто не задавал. Все ждали.
Говорить было не о чем.
Идти было некуда.
Надо ждать распоряжения Елатомцева.
Клюсов по-своему истолковал приказ из Центра, и решил действовать, не дожидаясь решения Елатомцева.
Ареной действия стал 12-й корпус.
Но как выполнить этот приказ технически? Лично мне единственно возможным представлялся револьвер, приставленный к виску человека, не желающего есть сервированный обед. И реплика держащего револьвер:
– Ешь – или выстрелю!
Ввиду того, что подобная ситуация в госпитале исключалась, я не очень беспокоилась о больных.
Однако Клюсов рассудил иначе. Оптимальным он посчитал кормление через пищеводный зонд.
В десятикоечной палате, откуда еще не успели убрать нетронутый обед, он выбрал на вид самого крепкого больного. Получив отказ после командного предложения съесть свою порцию, усадил его на табурет в центре палаты. Необходимый реквизит: резиновый зонд, воронку, кружку и перчатки принесла старшая сестра. Больной на табурете в нижнем белье с жилистой шеей и тощими ногами в стоптанных тапочках производил жалкое впечатление. Девять больных, еле дыша, замерли на своих койках. Часть из них спрятала голову под одеяло. У двери собралась значительная толпа в белых халатах – сотрудников, пришедших из других корпусов.