Порой темная думка налетала на счастливаго жениха и туманила его свѣтлую радость, подумывалъ онъ о подлогѣ, который они совершили, помѣщика обманули, но онъ гналъ эти думы и вспоминалъ успокоительныя рѣчи Шушерина.
— И не думай объ этомъ! — говорилъ Шушеринъ. — Благо дѣло сдѣлано, вольная выдана, а тамъ и думать нечего. Обвѣнчаешься — и дѣлу конецъ. Надо тебѣ было бы послѣ вѣнца къ Павлу Борисовичу на поклонъ съѣздить, съ визитаціей, какъ промежду господъ говорятъ, ну, да мы этого не сдѣлаемъ ужь, скажемъ, что молодая де захворала, а тамъ, сейчасъ же послѣ Пасхи, баринъ заграницу уѣдетъ, да и забудетъ тебя съ твоей Надей. Благо, что тайну нашу знаютъ только люди близкіе, не выдадутъ, а какъ обвѣнчаешься, такъ и дѣлу конецъ, не развѣнчаютъ, а обманъ Павелъ Борисовичъ проститъ, коли и узнаетъ. Да и не узнаетъ, вотъ что главное. Нешто ему до насъ! У него и самого зазноба теперь на умѣ, а въ мысляхъ — уголовщина.
Шушеринъ пріятельски повѣдалъ Латухину все, что дѣлалось у Павла Борисовича. А дѣлалось тамъ вотъ что: раненый Черемисовымъ помѣщикъ Коровайцевъ скончался и передъ смертью принесъ на гусара жалобу не за нанесеніе раны, которая была вызвана насиліемъ его, Коровайцева, и оскорбленіемъ офицерской чести, а за то, что гусаръ похитилъ у него жену, увезъ ее силою, укралъ. Не дождавшись рѣшенія на принесенную жалобу, Коровайцевъ умеръ, но дѣло пошло своимъ путемъ, и Черемисовъ былъ арестованъ, сидѣлъ на гауптвахтѣ и отписывался на запросы и справки. Онъ и не подумалъ даже вмѣшивать въ дѣло Павла Борисовича, а отвѣчалъ, что жену дворянина Коровайцева увезъ самъ, полюбивъ ее, а о настоящемъ ея мѣстопребываніи ничего не знаетъ. Самъ Павелъ Борисовичъ увѣдомилъ тогда слѣдственную по этому дѣлу коммиссію о томъ, что вдова убитаго Коровайцева находится у него, что въ похищеніи ея онъ принималъ дѣятельное участіе и что Катерина Андреевна Коровайцева желаетъ вступить съ нимъ въ бракъ. Получивъ это увѣдомленіе, коммиссія по дѣлу о корнетѣ Ахтырскаго гусарскаго полка Черемисовѣ списалась съ палатой уголовнаго суда, и палата предала суду отставного гвардіи поручика Павла Борисовича Скосырева и вдову дворянина Коровайцева, — перваго за насиліе, учиненное надъ замужнею женщиной, а вторую — за побѣгъ отъ мужа. Вмѣшалась консисторія, и дѣло заварилось и затянулось на долгіе года, какъ водилось тогда; цѣлыя стопы, цѣлые воза бумаги должны быть исписанными по этому дѣлу.
Павелъ Борисовичъ нанялъ ходатая изъ отставныхъ чиновниковъ палаты уголовнаго суда и поручилъ ему дѣло, нисколько не смущаясь, но жениться на Катеринѣ Андреевнѣ ему было пока нельзя, и вотъ это то обстоятельство смущало и безпокоило его. Такимъ образомъ и было Павлу Борисовичу не до подлога, совершеннаго Латухинымъ. Онъ весь отдался любви и заботамъ о новой жизни, весь отдался Катеринѣ Андреевнѣ, которая внушила ему страсть пылкую, неудержимую, — страсть, охватывающую человѣка лишь на склонѣ лѣтъ послѣднимъ, „девятымъ валомъ“, способнымъ и выкинуть на берегъ къ тихой пристани, и разбить о скалу.