У озера — и без воды!
Ну ведь и озеро-то какое: Лешачье…
Старик снимал шкуру с зайца. Помногу он ловит зверья, глухарей, рябков носит. Затемно покидает избушку-скрыню. Иногда и ружье забудет. Ни к чему ему ружье. Уходит дедко осматривать старые, настораживать новые капканы, поставушки, затемно возвращается, и всегда с добычей.
— Лешачье озеро… да-а. Не вздумай на лед ходить. Промоины, полыньи-талицы на каждом шагу. Оступишься, оборони бог, враз водяной уволокет!
Пугаешь, дедушка? Пуще-то стращай. Не вернутся ли ко мне былые страхи: темноты, мышей, лягушек? Хоть на минуту вернусь я в свое детское, светлое?
— В суземе как ведется? Спуста, девонька, сучок с лесины не падет, на всяк случай установлена причина. Заяц вот. Косой, конечно, да свой резон и ему дан. Кто шкуру свою спасает, а зайца шкура бережет. Снег белый, шуба косого белая, тем и жив. Ну, попадаются зайчишки, которые черные и зимой. Князьками их прозывают.
Дедко прикуривает от лучинки.
— Да-а, есть князьки. Хоть у зверя, хоть у птицы.
От стужи бревна потрескивают, оседают в пазах.
— Я-то видал. Доводилося. — Тимоха пыхнул из трубочки. — Зайца сперва, после глухаря. Черный зайка, что тебе головешка. А глухарь, обратно, был белый, ровно в молоке выкупан. Согнал его с лесины, залопотал глухарище, князек-то… Н-ну, сосны книзу вершинами клонятся, земля гудит! Того году я в полынье тонул… Сбываются приметы. Без приметы нет житья на свете!
«Жиг-вжиг», — нож по бруску. Наточив нож, дедко пробует острие пальцем.
— Худая примета — князек. Из лесу долой, год на тот путик ногой не ступай, авось ладно сойдет. Но в суземе оставаться, себе несчастье искать.
В светце догорает лучина. Пес под топчаном спросонок поскуливает.
— Нынче тож встречал князька, — бормочет Тимоха. — В тетеревиной стае. Да-а… Белый косач-то, тетеревишка-то. Да-а…
За окном луна. Ручьями тени текут от кустов, от деревьев по прогалинам, омытым дымным сиянием.
Я накинула на плечи шаль и вышла.
Луна поволочена дымкой. Задувает ветер.
Далеко-далеко отсюда окопы: мерзнут бойцы в шинелях серых, в ботинках с обмотками. Из тех, что в Вологде маршировали по Кирилловской улице.
Звезды над лесом. На десятки верст окрест пустыня хвойная в немоте студеной, в лунных тенях.
А в далеком Архангельске, на вмерзшем у причала пароходе радист, запершись у себя в рубке, проворно выстукивает морзянку:
— Ти-ти… та-та-ти!
В точках и тире морзянки голос подполья:
— В Мурманске, согласно агентурным сведениям, ожидается пополнение — два американских крейсера и тысяча пехоты…
— Военным губернатором в Архангельске назначен генерал Миллер, к которому перешла вся власть.