А где-то совсем близко, в деревушке при почтовом тракте, в избе собрались тайно мужики: «Я, житель Раменской волости, вступаю в ряды красных партизан…»
* * *
— Как звезды мигают-то?
— Впросинь, дедушка.
— К перемене погоды. Небось смякнет стужа.
Мы понимаем друг друга с полуслова. И мне хорошо. Греться у каменки и знать, что твое существование зависит не от чего-либо, а от того, мигают ли звезды впрозелень — к холоду, или впросинь — к теплу; в котле поспевает кулеш из дичины; за стенами избушки — тайга… Нет, право, хорошо. Хорошо нам было с дедушкой в скрыне суземной!
Расположились мы ужинать, как собака подала признаки беспокойства. Кучко покинул свой куток под топчаном, царапал в дверь и повизгивал, оглядываясь на хозяина.
Идет кто-то чужой к нам!
Тимоха сорвал со стены винтовку.
— Охтимнеченьки… Стрелок из меня!
Я бросилась к окну. Чем бы занавесить? Ах, нерасторопная, ах, пустая голова! А платок на что?
Скрыня суземная, избушка Тимохина — тайная база отряда. В погребе-землянке спрятаны боеприпасы, оружие, доставшееся трофеями после разгромленного осенью обоза.
Томительны минуты ожидания. Взвизгнула дверь на петлях, клубом пара ворвался в избушку холод.
Викентия Пудиевича ввели под руки Поля с Тимохой.
— Клади на нары. Ноги! Ноги заноси! — распоряжалась Поля.
Втроем мы подняли Пахолкова на топчан. Стянули полушубок, валенки. Он не издал ни звука, был как без памяти. Повел глазами и отвернулся к стене.
— Едва довела, половину пути на себе волокла, все жилы мне вытянул, — запыхавшись, с трудом говорила Поля. — Экое горе с мужиком: простудился, жар у него.
Тетя Поля размотала с головы платок — и вдруг уронила руки, пала на пол ничком, запричитала:
— Вася… Кровиночка моя! Зернышко махонькое!
Билась Поля, каталась по полу.
Не скоро мы с Тимохой ее успокоили, не скоро добились мало-мальски связного рассказа.
На хутор Пахолков пришел, когда укладывались спать. О себе сказал, что направлен в Раменье разведывать укрепления. Велел избу запереть и, выложив на лавку пистолет, сел к самовару. При нем была фляжка. Часто к ней прикладывался и приговаривал: «Профилактика от гриппа».
Потом ушел на печь погреться и хмельной уснул.
Каманы нагрянули за полночь на трех санях. Тетя Поля не отпирала, стали выламывать двери. Пахолков — куда деваться? — босый, в одном белье скрылся в холодной горнице, в подполье.
Поля его одежду кинула на полати: авось сойдет за мужнюю. Солдаты обшарили сарай, слазили на подволоку, в горнице же посветили фонарем в подполье и вниз, в темень, не спустились.
Среди каманов один хорошо говорил по-русски: