— Грамотный?
— Почтальоном служил. С рекомендацией волисполкома.
— Газеты читал?
— От безделья, что ли? — я осваивался больше и больше. — В хозяйстве работник, считайте, я один.
— Хозяйство большое?
— Ничего, вполне зажиточное. Против других мы не голь какая-нибудь.
Ай, возьми леший! Красные зажиточных не любят. Им Овдокша-Квашня депутат. На, леший, дал промашку!
Командующий мял переносицу, натертую очками.
— Каманы, ты говоришь, не притесняют?
— В самую точку! Кофий пьют и за девками бегают.
Отстукивал связист на аппарате, лыбился втихомолку.
— Что? Что? Правду я сказываю, бегают. Рожи сытые выскоблят, наодеколонятся — танцуй, рус-Марусь, хоровод!
Заструилась из аппарата узкая бумажная лента.
— Телеграмма, — доложил связист. — Предписание штаба.
— Потом, — сказал командующий.
Эво, я важней, чем штабное предписание? Я — сейчас, приказ — потом?
Приободрился окончательно. Пронесло, кажись, благополучно. Не допытываются, по какой такой причине я на службу прошусь.
— Каманы, скажу вам, русскими брезгают. Значит, будто мы не люди.
— Ну-ка, ну-ка… — оживился командующий. — Давай подробнее.
Куда ни шло, потрафлю. Со мной достойно обходятся, то в лепешку расшибусь, но потрафлю. Угодить хорошему человеку не зазорно.
— В избах, товарищ командующий, тараканы — каманам не любо. Бороды у мужиков — не нравится. Нужники… С нужниками прямо-таки история! Семейство Овдокши, который был волостным депутатом, под арестом. В отместку за хозяина. Изба пустая, стало быть. Так каманы в нужник повадились к Овдокше. Ну, будто им чудо какое-то! Хохочут дурни: «О туалет, сенатор Квашня!» А чего такого? Нужник как нужник — обыкновенная, скажу откровенно, дыра…
При последних словах связист едва на стуле усидел:
— Не могу… Цирка не надо!
Командующий гневливо запокусывал ус. Подрагивали руки. Широкой кости тяжелые руки, лежавшие поверх карт.
— Пять суток ареста.
Связист поперхнулся.
— За что, Павлин Федорович?
— Еще пять суток, — ровным голосом прибавил командующий. — Чтобы на досуге основательно поразмыслить: не только за что, но и за кого мы воюем. Отсидите положенное, побеседуем.
— Слушаюсь.
— Вызовите смену.
— Слушаюсь.
Связист откозырял и, чеканя шаг, будто аршин проглотил, оставил каюту.
И командующий вышел. Через минуту вернулся с полосатой тельняшкой.
— На, сырой весь, простудишься.
— На доброте вашей премного благодарны, — я поклонился низко.
Командующий построжел. Очки как льдинка, губы истончились. Сердце у меня упало: на, на, леший! Не по нему поклоны-то! А гневить его… Строг шибко! Живехонько я пиджачишко скинул и рубаху. Да появиться мне в Раменье в тельняшке… Ну их галифе и канты, флотская тельняшка всего фасонистее, ежели кто понимает.