— Меня держись, Федя!
Среди поля скрестила штыки пехота.
Сопенье, ругательства, чей-то предсмертный хрип.
Вьюном крутился Ширяев: «Люблю-ю!» С обнаженной шашкой вырвался к нему офицер, полоснул наотмашь. Ширяев изловчился подставить винтовку. Ж-жиг! — проехал клинок по металлу. Удар приклада в лицо опрокинул офицера, граненый штык вошел ему в живот. Привставая на цыпочки, офицер изогнулся, выронил шашку и обеими руками схватился за штык, будто хотел направить его точнее, выдыхал с облегчением: «А-ах!»
На меня налетел усатый солдат в новенькой, необмятой английской шинели, привычным приемом вышиб из рук винтовку. Где мне с таким совладать — поднимет на штык, и не пикну.
Подоспел Ширяев. Замахнулся — и опустил винтовку.
— Олекса? Ты?
Солдат в зеленой шинели обернулся:
— Ширяев? Ты?
— Я! — опомнился Ширяев. — Кидай оружие, гидра!
* * *
Над походной кухней вкусный пар.
— Ешь, — потчевал Ширяев. — Промялся, плечи ломит, будто овин ржи вымолотил.
Есть люди, которых зовут лишь по фамилии. Ширяев из их числа. Он простяга. В дозор надо — Ширяев, в ночной караул — снова он. Не хватает Ширяева на то, чтобы отказаться, и пользуется ротная братия его покладистостью.
Взялся он меня опекать. Ведь не волоку я… опять не волоку, чтоб наравне-то быть со всеми! Надо же, винтовку угробил. Небось она денег стоит. Вояка же из меня, коли я в кусте штыком путаюсь.
— Хлебай, — приговаривал Ширяев. — Не суши ложку, добавить попросим.
На широкий лужок двуколка привезла убитых. Двое санитаров, берясь под плечи и за ноги, сгружали их рядком.
В одном из убитых я узнал рябого, у которого выменял винтовку на табак: нашла его смерть под кустом.
— Ширяев, а птичка? — спросил я. Кусок не лез в горло.
— Забыл! — воскликнул Ширяев. — Ну-ка, где ты, воструха?
Он извлек ее из шинели: помята, но жива. Помаргивала, прижавшись к ладони Ширяева, сложенной ковшиком.
— Коготками щекочет, — распускал Ширяев морщины по щекам и вискам. — Накормим? Хлеб она жрет?
Пригнали пленных рыть братскую могилу. С них поснимали поясные ремни, шинели. Давешний знакомец, чуть было не запоровший меня штыком, лишился и обуви: добротные, коричневой кожи, с железными подковками американские ботинки на Ширяеве.
— С Олексой мы земляки. Из Устюга оба. Через дорогу жили, — гладил Ширяев птаху по головке. — Во второй роте Никита Худяков так брата родного встретил.
— Пусти ее, — сказал я о птичке. — Пускай летит.
* * *
Митинг в полку. Зачитывается приказ № 93, подписанный Павлином Виноградовым.
Враг на Двине остановлен. Тем не менее обороной войну не выиграть. У белых английские канонерки и 40 самолетов в Двинском Березнике. Подпирают белых батальоны 389 американского и шотландского королевского полков… Так даешь Березник! Вагу даешь!