Доехали, вышли на предпоследней перед вокзалом остановке. Мать, по-видимому, этот район хорошо знала, потому что уверенно шла переулками к известной ей цели, которой оказалась трехэтажная гостиница почтенного вида. Здесь она за смешные деньги договорилась о номере, закинула вещички и мы пошли обедать в кафе, тоже не самого высокого ценового уровня. Впрочем, еда мне понравилась. Затем мы немного прогулялись по окрестностям, поглазели на прохожих (их реально толпы!), прокатились на забавном двухэтажном автобусе, еще мама зашла в телефонную будку и скопировала страницу справочника с адресами нумизматических магазинов. Надо же, и такие есть, а я-то думал, монетками в антиквариате торгуют. Потом меня уложили спать, потому как после дороги и от обилия впечатлений глаза слипались, строго-настрого наказали никуда из номера не выходить, и дождаться ее, после чего мама ушла, а я отрубился. Очень уж насыщенный денек получился.
Впрочем, вечер показал, что день еще не закончился!
Стрелка на часах приближалась к семи, когда дверь хлопнула и в номер ворвалась мать. Шляпка сбилась, руки судорожно сжимают сумочку, глаза дикие. Я от ее вида вскочил с кровати, словно пружиной подброшенный.
— Мама!
— Все хорошо, — она не столько уселась, сколько рухнула на шаткий стул. — Все получилось, Халь.
Из стоявшего на столике графина я налил стакан воды, который мама тут же с жадностью выпила. С силой провела рукой по лицу и тихонько, истерически засмеялась. Впервые в обеих жизнях попал в такую ситуацию и поначалу растерялся, хорошо еще, хватило ума сбегать вниз и попросить успокоительного. Соврал, что мама чуть под машину не попала. Портье, хипповатого вида парень, вошел в положение и дружелюбно предложил косяк, но я предпочел валерьянку из скудного набора аптечки.
Спустя десять минут и сорок капель валерьянки мама успокоилась, во всяком случае, перестала плакать.
— Триста фунтов.
— Монету оценили в триста фунтов? — уточнил я.
— Да, — она отводила глаза, стыдясь вспышки эмоций. — Триста десять. Предлагали оставить на реализацию, тогда вышло бы больше, но я отказалась.
— А плакала чего?
— Твой отец в месяц восемьдесят получает, — мама высморкалась в скомканный платок. — Знаешь, я ведь никогда столько денег за раз в руках не держала. И почему мне в голову не пришло клад поискать? Нужные поисковые чары знаю, зелья подходящие сварить могу... Вот и расклеилась. Обидно же.
— Угу. Психанула.
— Не выражайся.
По сравнению с тем, как разговаривают мальчишки на нашей улице, моя речь аристократически правильная. Но этого я тебе сейчас говорить не буду.