— А это кто сказал?
— Бродский. Иосиф Александрович. Уже русский поэт.
— Кажется, пить тебе на сегодня хватит.
— Может быть, — отставляю рюмку прочь, — ваш-то избалованный народ не любит, когда женщины умничают. А, Стас? Легче же с милыми девушками, правда? И чтоб ума поменьше, а красоты — побольше. Или с теми, кто молчать умеет, и молчит в нужное время и в нужном месте. А я вот не умела тогда, да и сейчас с этим не очень. Говорила, что думала. Что не одобряю методов Андрея, что против, когда наживаются на ком-то и воруют. Ты думаешь, почему он меня не любит? Вот поэтому-то. Правда глаза колет. И он мне сейчас тоже глаза-то того…поколол. Что мой муж живет хорошо, я не сомневаюсь и никогда не сомневалась. У него это замечательно получается…
— А потом что было? После развода? — перебивает меня Стас, будто вспомнив что-то важное. Я же не все ему рассказала. Ну ладно, слушай, паренек…
— После развода я оказалась на улице. В прямом смысле, Стасик. Родители два года как уехали на юг, в Лоо, продали здесь квартирку и домик там купили. Не без участия моего мужа, разумеется. Позвонили и отругали, мол, не смогла удержать Коленьку. Они его жуть как любили и сейчас любят безумно. Еще бы. Домик он им не хилый помог приобрести, благодетель… И я — на съемной квартирке, с несколькими сумками и так, по мелочи еще чем… Потом Кольку, видно, совесть заела все-таки. Выделил мне энную сумму. На нее я купила эту однокомнатную квартирку, в которой сейчас живу. Не все так плохо в этом мире, если уж по-честному… Денег у Кольки сначала брать не хотела — подружки и коллеги по школе уговорили. Сказали, гордость гордостью, а свой угол всегда свой. Тем более, по закону я же имела право на имущество, а как уж там Андрей с Колей провернули свои темные делишки — не ведаю. Да и не интересно, — вздыхаю и закругляюсь, — вот и все, Стас. Дальше были годы ужасных переживаний, но со временем…жизнь наладилось. И сейчас я здесь, с тобой, рассуждаю о вечном и цитирую прекрас-сных классиков. По-моему, все зашибись. А хочешь еще Бродского?
— М-м…
— Перестань. Ты же военный, настоящий мужчина. Да? Значит, можешь потерпеть. Слушай:
От черной печали до твердой судьбы,
От шума вначале до ясной трубы,
От лирики друга до счастья врага
На свете прекрасном всего два шага.
Вот так и стало со мной, Стасик, — прикрываю глаза и понимаю, как же эти все стихотворения любимы и дороги, — вот и со мной. От черной печали до твердой судьбы… — и уже все равно, что там подумает мой собеседник.
Я никогда не прокляну свои страдания, Отче. Ведь, заглянув в их бездну, я вдруг обрела Тебя. Прочитала сердцем между строк в Евангелиях. Почувствовала в шелесте листвы. Ощутила в безграничном ночном небе, полном звезд. Впитала через раздирающую душевную боль в холодной необжитой квартире.