Не разбередила ли ему какие раны? Вот дура. Рассказала о своей маленькой боли, а человек ведь и воевал, и страшного видел уж побольше меня. Впервые я вдруг осознаю, что у благополучного красавца Стаса, удачливого бизнесмена Стаса, мечты всех окрестных женщин, могут быть скрыты глубоко внутри и свои потери, о которых вряд ли кому расскажет. Не все напоказ, ага. Мы же сильные и мужественные, нам не по чину такое. Барышни, как можно?
Или просто рассказать-то некому, решаю я, когда Стас все-таки заводит мотор. Ну не будет эта прелестная ундина с аквамариновыми глазами слушать про то, как Стасу нелегко было. Извините, но не представляю я этого. Конечно, бывают фантастически красивые женщины еще и добрыми, и понимающими, но не в случае этого высокомерного личика.
Еще вариант, что такое вообще рассказывать не нужно. Стасу так легче. Без комментариев.
Или рассказать есть кому. Друзья там с рукопашки, приятели… Опять же, а вдруг еще есть девушка какая? Кроме Алиски.
Противно так, будто только что ударила сама себя прямиком в солнечное сплетение.
А если и правда есть? Ладно, с Алиской мы смирились. Худо-бедно. Но с другими будет сложнее…
Совсем ненормальная. Пить надо меньше. Еще и ревнуешь Стаса. А кто ты ему? Собутыльница по шахматам, и все. И никак иначе.
Потихоньку давлю грустный вздох. Ничего, сейчас вспомню еще что-нибудь из Бродского…
— Ладно, не переживай, — Стас трактует мой вздох по-своему, — будет и на твоей улице солнышко. Все наладится, Вероник.
«Как жаль, что тем, чем стало для меня твое существование, не стало мое существованье для тебя».
Бродский навсегда. Вероника, заканчивай уже свою лирику! Не доведет до добра.
— А у меня и так все в порядке. Конечно, без Андрейчика было бы еще лучше, и я бы не была пьяной, но и тут есть свои плюсы. Может, иногда позволять себе такое, а?
— Даже не думай. Ненавижу пьяных женщин, — морщится Стас и всем своим видом выражает пренебрежение. Все как обычно: его руки на руле, покрытые мелкими шрамиками, уверенно направляют большую машину… Стас особо не гоняет, он всегда спокоен и уравновешен за рулем. Сильные не торопятся и не суетятся.
— Ой, испугал! Мне от твоей ненависти толку-то…
Быстрый взгляд Стаса.
— Я тебе больше никогда не налью ничего крепче кефира, Вероник. И тебе не советую пить вообще. Не твое это.
— Сам подпаиваешь, а потом жалуешься, — ворчу под нос, хотя и сама такого же мнения.
— Этот раз был последним.
— Заливай.
— Так учителя не говорят, — пытается воззвать к моему разуму Стас. Но, как говорят классики, «Остапа несло».
— А я сейчас и не учитель, — заявляю гордо, стягиваю шапку и снимаю с волос заколку. Ничем не скрепленные волосы падают на плечи. Чуть встряхиваю головой, и прядки уже свободно разметались по плечам, чуть завиваясь на концах. Стас косится.