– Не знаю, пока не встречался. Одного из их покровителей и доброжелателей, правда, видел, Бёллем зовут. Эти немецкие левые вроде как за идею, а не просто шум поднять. Правда, когда за идею, – это еще хуже, чем за мотоцикл…
– Может, напишешь этим ребятам, что я готов к ним примкнуть? – спросил Макар.
– Дело это скользкое, – ответил я. – Да и боюсь, в политики тебя зачислят, Макар. Ты же знаешь, у тебя срок как срок, хоть десять загубленных жизней за душой, но тебя день в день освободят. А меня – не знаю, когда отсюда выпустят.
– Да, дело серьезное, – согласился Макар. – Не пиши, пожалуй, черт с ними, с этими левыми, прогрессивными.
Мы обнялись с Макаром, чтобы окончательно не задыбеть и не окочуриться.
На следующий день навестил меня в лагерном узилище майор Лашин.
– Попались, Делоне? – спросил он вкрадчиво.
– Ни на чем я не попался, гражданин майор. Если вы о стихах моих печетесь и беспокоитесь, так стихи эти давно в КГБ известны и хранятся в архивах.
– А для чего же вы их на бумагу вновь заносили? – озадаченно спросил Лашин.
– Да так, для себя, чтобы не забыть.
– Это вы бросьте! Опять антисоветской деятельностью занялись!
– Гражданин начальник, вы же человек грамотный, историю знаете.
– Конечно, знаю, – подтвердил майор.
– Ну вот, стало быть, вы должны соображать, что никакой я антисоветской деятельностью при всем своем желании заняться не могу, потому как советской власти не было и нет.
– То есть как это нет? – опешил майор.
– Вам же известно, что первые Советы рабочих и матросов, которые отказались подчиняться большевистским указам, были разогнаны, расстреляны. Так что, начиная с восемнадцатого года, все Верховные Советы – сплошная фикция. Что, вы не знаете, как туда назначают?
– А вы что же, за частную собственность? – перешел в наступление Лашин.
– Лично я ни на что особенно не претендую, кроме права на собственное мнение. Но для народа, думаю, эта собственность – не только не помеха, а стимул.
– Что же вы, и кабаре бы у нас завели? – негодовал Лашин.
– Разумеется, разрешил бы, – усмехнулся я, вспоминая наши дорожные сеансы в ложах фургона.
– Значит, вы за проституцию! Вот вы чего хотите! – орал Папа Лашин.
– Очевидно, вы плохо осведомлены в этом вопросе, – заметил я уже устало. – Кабаре – это там, где танцуют. А там, где ебутся, – это бардак.
Майор Лашин убрался посрамленным. Макар ликовал:
– Ну ты и подловил его на этом кабаре! Тоже мне, начальник по политической части, а где что происходит, толком не знает!
* * *
Часа через два вывели под конвоем в санчасть, дело для карцерного режима невиданное. Лев Семенович плотно прикрыл дверь: