Историю про Дашу Соловей выслушал с полным пониманием и грустно усмехнулся:
– Выходит, ты, политик, так сказать, за счет любви и стихов товарища от истязания спас, а я погорел, только туберкулез заработал. Бывает и хуже, но реже. Не повезет – так и на родной сестре триппер подцепишь! Теперь уж не знаю, доживу ли до женской ласки?
– Может, сейчас? – я хотел сказать, пока не поздно, но поперхнулся. – Может, сейчас, Леха, попробуем. На тебя же любая баба кинется.
– Так-то так, – ответил Леха, – но только я ведь не сухой онанист, что мне эти письма в рассрочку! Ты же знаешь, в бараке ни один блатной дрочить не станет. Да и если мужиков за это бьют, тоже правильно – нельзя других толкать на эти мысли постоянно. Это как с хлебом – если думаешь все время об этом, значит – пропал. Ну вот ты пишешь стихи и письма для заочниц от наших ребят… Но это все так – им только для сна, чтобы во сне что-нибудь привиделось. Когда во сне матрасовочку чуть-чуть разрисуешь – не страшно, это все понимают. Что там этот твой, как его, Гамлет, про сны сказал? Никак не могу запомнить.
– Гамлет? – сначала не понял я. – Ах да, Гамлет: «Вот и вопрос, какие сны в том смертном сне приснятся?»
– Вот-вот, – уверенно и спокойно заметил Соловей, – это он верно брякнул, у нас здесь смертный сон… Так что ты пиши эти письма, только не для меня. Ни одну бабу ко мне не пустят, даже если она законным браком со мной пожелает зарегистрироваться.
– Погоди, Соловей, ну поклонницы все же у тебя есть и сейчас?
– Есть одна, Валей зовут, – нехотя процедил Леха, – нас на строительную зону загоняют, а у них общежитие напротив. Все записки шлет, но что толку. Вот даже фотомордочку через конвой передала.
Он показал фотографию.
– А сможешь, – спросил я, – устроить так, чтобы она пришла на объект, на рабочую зону тайно?
– Да какая баба придет, даже если все устроить, за колючую проволоку! Ведь дело не только в том, что срок навесить могут за такую вылазку. Тут, политик, другая лажа.
Она знает, что нас на рабочем объекте 200 рыл. Согласись, 200 – для любой бабы многовато. А то, что один я с ней буду и с товарищами не поделюсь, – ее же не убедишь. Хоть я, конечно, к ней и на полшага приблизиться никому бы не дал, так ведь не поверит!
– Слушай, Соловей, что мы тут тесты раскидываем – верит-не верит, любит-не любит? Я и сам не большой любитель уговаривать прекрасных дам – не хочет, не надо. Но тут – случай особый, можно попробовать все оформить в лучших традициях эпистолярного жанра.
– В каком смысле эпистолярного? – покосился на меня Леха.