Макс вдруг с неумолимой и холодной ясностью осознал, что совсем уже скоро придётся стрелять. В людей. Нет, во врагов. Ведь это идут враги. И дичью для них станут не партизаны, оставшиеся в дебрях времени, а он, Клюев, потому что никого другого здесь просто быть не может. Может, поправил он себя, ещё как может. Выскочит сейчас откуда-нибудь, ломая лес, как спички, гигантский звероящер или проявится прямо перед цепью подразделение этих… на летающих платформах… Есть ещё егеря. Всё-таки три километра до эпицентра. Но пока он один. И надеяться на случай — глупо. Сможет ли он выстрелить в человека? Если прижмут, наверное, сможет. Выбора не останется. Правда, его ещё нужно догнать. Это выход! Макс тихо отпустил ветви, перехватил посох поудобнее и, стараясь держаться так, чтобы между ним и цепью всегда находился кустарник, заковылял к дороге, тем не менее избегая сухих хворостин, всё время попадавшихся под ноги, и сторонясь слишком густых зарослей.
Интуиция его не подвела, и минут через десять в просветах между деревьями замелькала бетонка. Вот только подойти к ней оказалось невозможно. Туман совсем истончился, а на выщербленных плитах, буквально в тридцати метрах от Клюева, хищно замер немецкий транспортёр с белым двойным крестом на броне и спаренными пулемётными стволами крупного калибра, направленными в сторону леса. Над стволами возвышался здоровенный ариец в расстёгнутом у горла френче с закатанными рукавами. Лицо его выражало свирепость, а руки, поросшие рыжим волосом и готовые немедленно прийти в движение, лежали на гашетках пулемётов. Рядом с гусеницей прохаживался офицер, нервно затягиваясь дымом только что прикуренной сигареты. Макс, по-прежнему скрываясь за кустарником, скосил глаза вправо. Безнадёжный бурелом. Как будто кто-то специально нагромоздил эту сложнопереплетенную баррикаду для исключения малейшей попытки пробраться к эпицентру. Если он сейчас всё же попробует нырнуть в дикий хаос её внутренностей — не для прорыва на ту сторону, а для того, чтобы просто спрятаться — затрещат сучья, и крупнокалиберные пули не оставят ему ни единого шанса. Разнесут в клочья. Он слишком хорошо помнил, как это выглядело на полигоне, после стрельб — ноги, руки и головы манекенов усеивали всю площадь поражения. Пробираться налево тоже не имело смысла. Во-первых, он будет удаляться от цели, а во-вторых, его нагонят преследователи, и всё равно придётся ввязываться в бой. Попробовать договориться? Вряд ли. Эти сразу начнут стрелять. Для того их и послали. Заключение соглашений не входит в их обязанности. Только огневой контакт…