— Кира, ты не посидишь в кабинете, на телефоне? — деловито спросил Тим и вдруг поднял бровь, шагнул к кровати. — Это мне? — уверенно сказал он, кивая на шарф, который она не успела спрятать.
— А… Как ты догадался? — только и сумела выговорить Кира, изумлённо таращась на него: ну и шустрый же!
— Мои любимые цвета, — не то заявил, не то объяснил Тим. — Летом в кустах посидишь за добычей — там только такой цвет и видишь. Зелень и небо. Тебе его ещё долго вязать?
— Нет, — запинаясь: неужели маленькая, но вредная проблема разрешилась? — ответила девушка. — Ряд закрою и всё.
— И всё, — уже задумчиво повторил Тим. И снова заявил: — Тогда посижу — подожду.
Он прошёл крупным шагом к креслу, подтащил его ближе к кровати. Прежде чем сесть, подобрал с ковра котёнка, который сонно покачивался, явно уставший, и посадил к себе на колени. Следя за вязанием, Тим спросил:
— А ты родилась здесь же?
— Да.
— А лес любишь?
— Люблю, но хожу мало. Одной — страшновато. А подруга моя хоть и любит, но у неё семья, дочка. Так что не походишь. Правда, сейчас возможность есть — меня Леонтий несколько раз на лыжню водил, но это же зимний лес. А ты?
— Что — я?
— Давно лес любишь? — усмехнулась она.
— С детства. У нас лес, как здесь, в посёлке, начинался сразу с огородов. — Тим вдруг замолк, словно не решаясь что-то договорить, но сказал: — Вру. Не совсем сразу. Там, на огородах, у нас был Змеиный овраг — большой такой. Сначала его надо было перейти, а потом уж лес начинался. Только со стороны оврага народ у нас не любил ходить. Дядянька наш — и тот побаивался.
— А почему? — с жадным любопытством спросила Кира: она внезапно поняла, что ей хочется побольше узнать о Тиме.
— Так змеиный же! — немного удивился Тим. — Там змей было — ногу не поставь, сразу обовьют, а то и укусят сразу. Гадюшник был страшенный.
Кира, притихнув, поняла так, что слово «гадюшник» Тим использовал в прямом смысле: именно гадюк в том овраге было много. А потом подумала и спросила:
— Я правильно понимаю, что тебя эти змеи не смущали? Что ты в лес всё равно ходил через Змеиный овраг?
Тим взглянул на неё исподлобья и будто оценивая. Погладил спящего на его коленях Шустика и задумчиво сказала:
— Наш дом был чуть дальше от оврага, а дядянькин — совсем рядом. Когда Лёньку в армию забрали, дядянька меня избил и бросил в тот овраг. Он совсем плохой был, дядянька-то. В том смысле, что напился по-страшному. Трезвым бы он не бросил меня туда, поостерёгся бы… А может… В общем, шут его знает. Только и побил он меня так, что я не помню, как он меня туда… Хорошо — лето было. Как очнулся, смотрю — по мне столько ползает (Кира сморщилась от брезгливости и ужаса — представив), что они мне встать не дают. Я сначала даже пошевелиться боялся, а потом они как-то раз — и ушли все. Я сел, посмотрел, а лежу на самом дне оврага. Темно, ни черта не видно. Думаю: если встану — точно на какую-нибудь наступлю. Время-то — вечер. Солнца со дна не видно…