— Но я знала тебя другим, — чувствую, как подрагивает голос, но никак не могу взять себя в руки и унять клокочущие внутри эмоции.
— Может быть, ты просто не хотела знать большего, чем нужно было в то время? — понимающе улыбнулся он, сложив руки на груди. — Тебе же тогда было плевать на то, кто и что из себя представляет. Главное — это то, какую роль человек играл в твоей жизни.
— И какую же роль играл ты?
— Был лишним героем.
Он улыбается. Нет, он открыто смеется, выставляя меня в своих воспоминаниях испорченным подростком. Хотя, что скрывать, я была им когда-то. Но теперь, видимо, мы поменялись ролями и по-настоящему испорченным и непробиваемым оказался он.
— И что же? Чувство собственной ненужности привело тебя к наркотикам? — вопрос сорвался с языка спонтанно, в несколько более грубой форме, чем планировала его задать, когда переступила порог этого дома.
— К наркотикам? — хмыкнул Даня, глубокомысленно выдохнув. — Должно быть, если это же чувство привело тебя к психологам — я должен был отметиться чем-то еще более громким, но, наверное, к счастью, что это не так.
— Ожидала подобной реакции, — терпеливо продолжаю я, догадываясь, что он нарочно меня злит, пытаясь поскорее избавиться. — Пьющий никогда не назовет себя алкоголиком, а ты — никогда не признаешь очевидного.
— Ярославцева, ты ни с того ни с чего вваливаешься в мой дом, пытаешься вывести меня на какое-то давно и никому ненужное откровение, позже называешь наркоманом… Я уже начинаю терять терпение!
— Что же, тогда потерпи еще немного, потому что я пришла сюда первый и последний раз! — знаю, что он намеренно возводит эту глухую стену между нами, но едва сдерживаюсь, чтобы продолжить, не повышая тона. — Я не называла тебя наркоманом, просто знаю, что определенные проблемы у тебя были… Раньше… Сейчас…
— Зачем ты пришла сюда? — в отличие от моего, голос Левина был тверд и холоден, — Что ты хочешь узнать? Что у меня все паршиво? Да, Ярославцева, все отстойно! И знаешь, где ты сейчас? Нет?.. В моей квартире?.. — он опускается напротив меня на корточки, глядя прямо в глаза, будто пробиваясь внутрь моего разума. — Здесь притон! Это место проще назвать помойкой, о которой знают все затравленные души района! Но не надо так жалостливо на меня смотреть! Мне нравится это болото, и я прошу лишь одного — оставить меня в покое!
«Так почему бы не оставить меня в покое?! — в памяти всплыли слова, которые когда-то кричала я. — Просто оставьте меня все в покое! Вам всем все равно! Всем!»…
Как все это знакомо и одновременно с тем настолько же различно… Тогда я тоже жила в болоте. Несмотря на то, что вокруг все представлялось таким кристально чистым, я ощущала грязь. Прежде всего, в себе. От этого становилось гадко на душе. И единственным кто услышал мои слова, кто не побоялся войти со мной в это болото — был он. Тот, кто сейчас отталкивает меня от себя, не позволяет нам быть чем-то большим, чем просто чужими. Как мне так взять, подняться с этого стула, выйти из кухни, затем из квартиры, а в итоге навсегда уйти из его жизни? Оставить все, как есть с чистой совестью, закрыв навсегда эту главу моей жизни?