— Прибыли…
— Все в порядке, Михаил Иванович, — сказал доктор. — Легкий обморок. Сейчас летим. Будем держаться?
Белкин усмехнулся, согласно прикрыв глаза.
На новеньких носилках, которые привез с собой доктор-сосед, Белкина вынесли на лужайку, и здесь, рядом с вертолетом, ему стало лучше. Он с улыбкой наблюдал, как техники сноровисто готовили к полету машину, как суетились локаторщики.
Он понимал, что радуются они благополучному исходу, для него, Белкина (благополучному ли?), и тому, что каждый из них исполнил долг и что мытарства для них уже позади, а предстоящее возвращение в Верховье по горным тропам их нисколько не волнует — крепкие, сильные ребята, к полуночи они будут в своем таежном гарнизоне.
А ему лететь…
Рядом на валуне дымил сигаретой Костя. Странно, что они не обмолвились еще ни единым словом за эти пятнадцать минут, словно были друг перед другом в чем-то виноваты. Впрочем, они и дома, встречаясь по вечерам, больше молчали.
— Тебя небось сам выпускал? — спросил Белкин. — Ну как он?
— Карягин? Ничего. Толковый мужик.
Они оба боялись упомянуть в разговоре о Зойке, хотя оба хотели этого: один — спросить, другой — сказать. Только теперь оба представили, как трудно было им в последнее время. Сейчас перед чем-то большим, беспощадно правдивым они оказались безоружными.
Костя все-таки пересилил себя, упруго провел ладонью по бугоркам желваков на скуле. Белкин вздрогнул, встретив его прямой, немигающий взгляд — в Костиных глазах он увидел совсем не то, что ожидал: не жалость, не сочувствие, а откровенное горе.
— Не робей, старик. Все будет в норме. Там тебя ждут.
Белкин ощутил, как медленно уходит оцепенение, будто смытое теплой волной этих слов. Да, Костя знал, что сказать. Он хоть и не умел красно говорить, но всегда знал цену словам.
…Истоптанную поляну покидали все вместе, разом: и вертолет, хлюпающий лопастями, и локаторщики с навьюченным Чалкой. Костя уже медленно двинул рычаг «шаг-газ», набирая обороты, как к вертолету кинулся сержант Вострухин. Воздушный вихрь сорвал с него пилотку, жал парня к земле, но он протягивал грязные хромовые сапоги. Костя ничего не понял, рассердился, погрозил кулаком: куда тебя несет, бахвал ты этакий?! Так и остался Вострухин внизу на поляне — босой и с сапогами в руках.
Все значительное в жизни повторяется. Вот и сегодня почти повторится то, что было пять лет назад. Многое будет похожим: такой же сырой осенний воздух, пахнущий прелью тайги, тот же аэродром с тусклым блеском мокрого бетона, те же действующие лица… Жизнь не очень-то разнообразна, тем более у них, людей, связанных невидимой нитью армейского распорядка, единым ритмом, четким, как часовой механизм.