— Не надо… у… у меня есть деньги… — Позорить Аврелия Яковлевича ему не хотелось, равно как и на одежу тратиться, потому как привык Гавел, что эти траты самые бесполезные.
Мода?
Сегодня такая, завтра — этакая. И где за нею угнаться-то? Да и ведьмачья работа, руку на сердце положа, не способствовала сохранению одежи целой. Аврелий же Яковлевич от доводов этих отмахнулся, ответив:
— Надобно тебе жить учиться.
— А разве я не умею?
— Умеешь. Только как-то… стыдливо. Не обижайся, дорогой, но ты какой-то квелый… и, конечно, вроде бы дело не мое, а все ж таки и мое… видишь ли, — Аврелий Яковлевич теребил бороду, что делал всегда, когда пребывал в задумчивости, — работа у нас с тобой весьма специфическая. Оно, конечно, иные позавидуют что силе, что жизни долгой, что умениям, но боги не дают так, чтобы дать, а взамен ничего не взять.
Аврелий Яковлевич достал трубку, которую начинял табаком дешевым, с каким-то непонятным наслаждением выковыривая его из цигарок.
— И вскоре ты сам заметишь, что иные твои, сугубо человеческого толку способности… отмирают.
— Какие?
— Радость уходит… вот простой человек утром встанет, выглянет в окошко, узрит солнышко ясное и обрадуется. Или еще какой пустяковине… или не пустяковине, главное, что искренне и от души. Или огорчится, но столь же искренне и от души… злость опять же… гнев… счастье… люди сами не понимают, сколь много имеют.
— А мы?
— А мы… оно по-разному бывает, Гавел.
По имени Аврелий Яковлевич обращался редко, и сие значило, что разговор отныне шел серьезный.
— Иные-то и не замечают. А я… я спохватился после той истории с супружницей своей. Знаешь, когда близкий человек предает, то это всегда больно. Я же вдруг понял, что боль… она какая-то не такая… далекая очень, будто бы и не боль вовсе, а так — неудобство. Потом понял, что и счастье мое утраченное было… не таким уж счастьем… видишь ли, Гавел, сила — оно хорошо, конечно, пользительно для общества, только… цена высока. Сила прибывает, а душа отмирает… знаешь, как тело у параличных… видал, нет?
Гавел кивнул: видал. Ему многие уродства видеть доводилось.
— И медикусы говорят, что это не паралич тому виной, но единственно — отсутствие нагрузок. Руки-ноги не ходят, вот и… исчезают. — Он выпустил идеальное круглое колечко. — И с душой так же. Тренировать ее надо. Радоваться мелочам… солнышку, цветочкам… жилету вот… ладный скроили?
Жилет был из плотной гобеленовой ткани, расшитый серебряными зайцами.
— Ладный, — согласился Гавел.
Аврелий же Яковлевич только фыркнул:
— Не умеешь врать — рот не разевай. Смешным он тебе кажется… а хоть бы и так, смех — не слезы… понял?