Все сказанное до отвращения походило на правду.
— Я не позволю продать себя… и тебя тоже.
Только слабо верилось, что отец просто так отступит.
…запах того чая остался в прошлом и слабость предательская, когда казалось, что обида вот-вот выплеснется криком или того хуже — слезами…
В настоящем была женщина, которая слушала. И, наверное, умела слушать, если хотелось говорить. И даже становилось не по себе от мысли, что он, Лихо, не успеет рассказать.
— Бес… он вовсе не такой, каким кажется. — Легко шептать, касаясь губами мягких волос. — Знаю, что порой он похож на…
— Идиота.
— Легкомысленного человека, — поправил Лихослав. — Но это — наносное… отец не отступился бы сам, но Бес пригрозил, что даст эксклюзивное интервью… расскажет подробно и о своем детстве, и о том… как ему не хватало отцовской любви. В этой своей манере, которая не то шутка, не то… он бы не побоялся ославить отца на все королевство…
— И правильно бы сделал. — Евдокия коснулась щеки.
Щетина.
И колется, наверное… и до полной луны не сойдет, но и вырасти не вырастет. Лихо пробовал бороду отращивать, так ведь не росла…
…заговоренная.
Проклятый.
— В общем-то следующие несколько месяцев я жил у него. В казарму возвращаться было рано, меня б не допустили. Вовсе намекали, что надо бы в отставку подать… по состоянию здоровья.
— Ты не подал.
— Подал бы… Бес не позволил, сказал, что сначала он меня в седло посадит, а потом уж я буду решать: позволяет мне здоровье служить или нет. И посадил. Не только.
Эти воспоминания — с острым запахом шоколада, до которого Себастьянова квартирная хозяйка весьма охоча. С длинными зимними вечерами в лиловых тонах и прогулками.
Прогулки Лихо ненавидит.
Ему страшно. И стыдно за страх.
Он пытается найти причину, чтобы не выходить из дома, и Бес всякий раз выслушивает, кивает и бросает короткое:
— Идем.
Идти приходится.
По улице, мимо людей, стараясь не пялиться на них, не высматривать среди гуляющих фигуру в сером плаще… тот мертв, но есть же другие…
…по парку, той самой дорожке, которая…
…под снегом или дождем, не важно. И Бес рядом, идет, рассказывает очередную свою безумную историю, которая наверняка наполовину выдумана, но Лихо слушает.
Это отвлекает.
— Так получилось, что за эти месяцы Бес стал самым близким мне человеком. К концу весны я вернулся на службу… в общем-то дальше у каждого своя жизнь. Но мы все равно виделись часто… я служил… он тоже… про его подвиги часто писали, правда, редко, чтобы правду… от той истории с бандой Соловейчика у него еще шрам остался… а крышевецкие аферисты едва не утопили… его и отравить пытались, и проклинали…