— А как, скажи на милость, мне тебя называть? Твоим настоящим именем?
— Джорджи — мое настоящее имя.
— Продолжай, милая девочка, чтобы я мог наконец поверить тебе. — Ответа не последовало, и его лицо приобрело упрямое выражение. — Ага, стало быть, я должен силой вытягивать все из тебя? Может, воспользоваться инструментами инквизиции — плеткой, дыбой и прочим?
— Вовсе не смешно, — сказала Джорджина.
— Возможно, ты так и не считаешь, но я нахожу это весьма интересным. Не ерзай по мне, любовь моя. Вообще-то твои телодвижения мне очень даже приятны, но я настроен прямо сейчас выслушать твои объяснения. И почему бы нам не начать с объяснения того, зачем тебе понадобился весь этот маскарад.
Джорджина вздохнула и положила голову ему на грудь.
— Мне нужно было срочно уехать из Англии.
— Ты оказалась в беде?
— Нет, просто я не могла оставаться там ни одного лишнего дня.
— А почему бы тебе было не отправиться обычным образом, купив билет?
— Потому что через Атлантический океан собирались плыть только английские корабли.
— Возможно, в этом есть какой-то смысл… Дайка мне подумать, попробую его найти… Нет, не могу. Чем тебя не устраивают английские корабли?
Она подняла голову и хмуро проговорила:
— Ты в этом, возможно, ничего плохого не видишь, но я презираю все английское.
— В самом деле? А я тоже из разряда презираемых?
Когда на сей раз его бровь снова взметнулась вверх, Джорджине страшно захотелось вернуть ее на место.
— Был. Пока что я еще не решила окончательно, относишься ли ты к ним и сейчас.
Джеймс улыбнулся, затем хмыкнул:
— Теперь я, кажется, начинаю понимать, Джордж. Надеюсь, ты не из числа тех слишком горячих американцев?
— Что из того, если даже и так? — с вызовом спросила она.
— Тогда, естественно, мне придется запереть тебя в трюме. Это самое подходящее место для тех, кто так любит начинать войны.
— Мы не начинали.
Джеймс молча поцеловал ее. Затем, обняв ее обеими руками, стал целовать горячо и страстно, так что у Джорджины зашлось дыхание, после чего сказал:
— Я не собираюсь попусту спорить с тобой, милая девочка. Что ж, ты американка. Я могу простить тебя за это.
— Почему ты…
Джеймс давно знал: то, что безотказно действует, заслуживает повторения. Поэтому он снова поцеловал ее, и этот поцелуй длился до тех пор, пока Джорджина не впала в полубессознательное состояние. К этому моменту он возбудился сам и почувствовал угрызения совести за то, что до такой степени раздразнил ее.
— Мне наплевать на то, какой ты национальности, — сказал он, и губы его почти касались ее губ. — Я не участвовал в этой нелепой войне, не поддерживал, политику, которая привела к ней. И вообще я тогда жил в Вест-Индии.