И, оправясь от испуга,
гостя встретил я, как друга.
Э.По
Такие лица всегда вызывали у меня чувство антипатии. Далеко друг от друга расставленные глаза зеленовато-серого оттенка, приплюснутый, с острым кончиком и широкими ноздрями нос, напоминающий на скуластом лице клюв совы, тонкие губы, низкий, несмотря на залысины, лоб… Было в этом лице что-то татарское. Может быть, во мне говорила память предков, "столетиями изнывавших под татаро-монгольским игом", как писали учебники истории. Или это сказывались какие-то забытые детские впечатления? Как бы то ни было, человек, сидевший напротив за письменным столом и бывший моим непосредственным начальником, которому я комментировал свой только что составленный отчет, не внушал мне ни доверия, ни уважения, не вызывая никакого желания продлить нашу беседу хоть на секунду дольше необходимого времени.
Все в наши дни меняется быстро. За время моего отсутствия по случаю пребывания в заграничной командировке произошли существенные, говоря бюрократическим языком, "кадровые сдвиги". Но дела продолжались, только вели их теперь другие люди. О моем новом начальнике я кое-что слышал. Это был типичный «парашютист», работник аппарата, переведенный к нам после сокращения в высших сферах. Имея слабое представление о специфических тонкостях нашей работы, он зато достаточно поднаторел в закулисных интригах и "борьбе за выживание". Я надеялся, что у него хватит ума не совать палки в колеса исполнителям, предоставить ведение дела тем, кто занимался им с самого начала. А он пусть себе стрижет купоны и пожинает лавры в соответствии с негласной системой распределения наград по должностям, когда матрос, закрывший пробоину собственным телом, получает медаль "За трудовое отличие", а капитан, чуть не посадивший корабль на скалы, золотую звездочку Героя.
Очевидно, несмотря на мой безукоризненно корректный тон и соблюдение всех норм субординации, он что-то почувствовал, потому что через несколько минут захлопнул папку и скрипнул, не глядя на меня:
— Свободны!
Не в лучшем настроении я покинул Управление и поехал к себе домой.
Я отдернул шторы и огляделся, состроив унылую мину. Это был мой дом, место, где я должен по всем правилам чувствовать себя спокойно и уютно… Я бывал здесь за последний год не чаще одного-двух раз в месяц, а то и реже, поэтому в квартире витал дух одиночества, запустения, холода, всюду лежала пыль. В остальном, однако, был порядок — без меня мою обитель никто не посещал. Я вооружился пылесосом и достал из-под кухонного стола банку с восковой мастикой. Терпеть не могу лакированные полы. То ли дело хорошо натертый паркет! Запах воска и скипидара всегда связывался у меня с праздником.