Войдя в сарай, казак опешил. Повидавший всякое на своем веку старый вояка застыл, будто соляной столб, уперевшись в притолоку, глядя во все глаза на страшную картину, расстилавшуюся перед его взором.
На полу посреди сарая лежала покойница. Молодая девка с мокрыми распущенными волосами, черными, как вороново крыло. Лицо бледное, в царапинах. Глаза прикрыты, веки темные, будто вымазаны сажей. На голове венок из увядших полевых цветов.
Длинная белая сорочка до пят, изорванная, в грязи, с красными пятнами на животе. Микола повел носом: запах крови он знал не хуже, а то и лучше табака.
— Вот те на…
В углу кто-то заерзал, застонал. Две тонкие холодные руки вцепились в миколин сапог. Казак почувствовал, как по спине побежали ручейки холодного пота.
— Это она, — прошептал сдавленный голос.
Микола посмотрел вниз и увидел белую как полотно, трясущуюся в страхе женщину. Она карабкалась по миколиной ноге, словно голодная кошка по стволу яблони за воробьем, из груди вырывался свист.
— По мою душу пришла, неприкаянная.
Женщина недобро улыбнулась и вдруг захохотала припадочно, разрывая ногтями казацкие шаровары.
— Проклятая хата! ПРОКЛЯТАЯ!!!
Микола с трудом оторвал женщину от себя и усадил на мешок. Она продолжала трястись, глазные яблоки безумно вращались в глазницах, щеки шли пятнами.
— Иван!
Микола услышал стон и увидел мужика, стоявшего на четвереньках по другую сторону сарая, чуть поодаль покойницы. Волосы его торчали во все стороны и малость побелели со вчерашне встречи. На лице — тот же страх, что и у жены.
— Какого биса тут творится? — прошептал казак.
В это время в сарай ввалилась целая толпа народа. Впереди всех — Голова в рваных шароварах и тулупе с дыркой.
— Ну и пес у тебя, Иван. Добрый пес. Злой, как той пивень,[7] что мне прошлым летом чуть зад не…
Тут Голова замолчал, увидев покойницу, и, прислонившись к стене, стал усиленно креститься. В сарае воцарилась тишина. Слышно было, как мычат в хлеву недоенные коровы, хрюкают недовольно некормленые свиньи, хрустит солома под каблуками сапог.
— Ма-ма-ма…
— Шо? — переспросил Микола, удивленно глядя на блеющего, как овца перед волком, брата.
— Маричка.
— И хто вона?
— Хто?
— Маричка.
— Маричка? — выпучил глаза Голова.
На дворе раздался шум, после — быстрые шаги. На пороге сарая нарисовалась бабская фигура. Резво протиснулась промеж застывших намертво мужиков, выскочила на середину сарая, упала на колени перед покойницей и зажала руками рот.
Микола мимовольно залюбовался. Красивая баба, статная. Может, чуть старше его — годочков эдак на пять.