Наташа рассказала ему, что их мальчик теперь называет отцом отчима, а своего родного уже и не помнит. Не стоит травмировать юношескую психику, тем более что в нем, Викторе, никто не нуждается.
Эти слова ударили по лицу больнее хлыста, разрывая не плоть, а душу. Во всем белом свете — один. И ни верить кому-нибудь, ни любить — ни на что уже не хватало сил.
Олег сидел на своем излюбленном месте у окна и наблюдал, как ветер на улице метет последние, скрюченные от сырости и холода, листья. Он с нетерпением ждал вечера, когда можно будет смотреть на звезды, однако пока еще был день. Уроки кончились, а домашнее задание делать не хотелось. Пойти на улицу было бы куда интересней, однако Галина Демьяновна панически боялась минусовой температуры, поэтому воспитанникам приходилось сидеть в четырех стенах.
Олег увидел, как по двору идут двое: мужчина и женщина. Мужчина заботливо поддерживал спутницу под локоть. Она же осторожно ступала, опасаясь, как бы не упасть. Олег вспомнил, что как-то видел этого мужика за забором детского дома. Он стоял и наблюдал, как детвора бегает друг за дружкой и кидается прелыми листьями. Странный мужик.
А вот женщину Олежка видел впервые. Иначе бы запомнил. Пальтишко у нее куда красивее, чем носят обычные работницы детского дома. Должно быть, какая-то важная шишка, из проверяющих. Или журналистка.
Мужчина и женщина поспешно скрылись на крыльце здания, и Олег благополучно о них забыл. Подумаешь, велика важность: люди пришли. Они на то и люди, чтобы ходить по своим делам.
Минут пятнадцать спустя женщина вышла, но уже одна. Она не спеша прошла по двору по направлению к выходу, как вдруг остановилась, обернулась и посмотрела на окна детского дома. На секунду Олежке показалось, что она смотрит ему прямо в глаза. Неожиданно она подняла вверх ладонь и слабо качнула пальцами, будто решилась помахать ему, но в последний момент передумала. Странное чувство овладело мальчиком. Ему показалось, что эта женщина прощалась с кем-то. Быть может с ним?
Но с чего бы это вдруг? Он ни разу ее прежде не видел, как и она его. Скорее всего, она махнула ему потому, что Олег был единственным, кто маячил у окна. Но все равно чувство было странное. Будто достали нож и вырезали кусочек живого сердца из худенькой детской груди…
— Олег! — раздался голос Галины Демьяновны.
Мальчик закатил глаза и шумно выпустил губами воздух, предвкушая, как воспитательница в очередной раз будет распинать его за то, что сидит на подоконнике, рискуя подхватить бронхит. Да и за то, что не делает уроки.