— Она здесь, Орнео: она прилетела за мной!
Он крутил перед моим носом запястьем, полыхавшим изумрудным огнем, и я почувствовал, что вот-вот сойду с ума.
Небо над головой приобрело свинцовый оттенок. Облака отделились от солнца, словно белок от желтка, и стремительно полетели на нас. Я в ужасе прикрыл голову руками, но Микелла лишь рассмеялся:
— Не бойся, дурачок! Пойдем, клянусь: ты больше никогда такого не увидишь.
Облако встало перед нами, и от него, словно по невидимому мосту, протянулся золотистый ковер. Я падал на колени от страха, но Микелла упрямо волок меня в самое жерло облака.
Я чувствовал, как пот ручьями стекает по спине, меня шатало во все стороны, будто в хлипкой лодчонке. А Микелла, отпустив наконец мою руку, лобызался с необычайной красоты женщиной, такой же как и он, исполинского роста. В тот момент я, дурак, молил о смерти, как об избавлении.
Микелла вновь обратил на меня внимание, схватил за шиворот и потащил к невиданному зеркалу — огромному, на целую стену. Мир, отражавшийся в зеркале, потряс меня до глубины души.
— Знаешь где мы, Орнео?
Я беспомощно мотал шеей, как подстреленный рябчик, а Микелла водил по зеркалу рукой, и каждое его движение открывало картину непередаваемой красоты.
— Тот красивый пестро-голубой шарик — это Земля, Орнео. А это звезды, луна. Да, та самая луна, которая не дает тебе спать ночами. Это все космос, Орнео. Вселенная, где мы с тобой, и этот корабль — всего лишь песчинки. Здесь сотни, тысячи миров…
Микелла все говорил и говорил. Красавица подошла поближе и бесстыдно прильнула всем телом к его торсу, и тоже слушала. Голова моя готова была разорваться на части, и я искренне жалел, что не родился в том, другом мире, близком моему другу. Ибо мой мир с той поры казался мне никчемным и жалким.
Я не помнил, как мы простились, как улетел его чудо-корабль — воспоминания увязли в тумане моих волнений и страха.
Боль и тоска пришли потом.
Я пришел в себя на том же берегу реки, где паслись наши лошади. Карманы мои оказались набиты золотом, а в дорожной сумке я обнаружил письмо, где было всего лишь три слова «Береги себя, друг». Только тогда я осознал, что больше не увижу Микеллу.
С той поры уж много воды утекло. Я много странствовал, но жизнь потеряла для меня прежние краски. Все казалось тусклым и унылым. В глубине сердца я надеялся, что в один прекрасный день Микелла вернется, чтобы найти ключ, однако он так и не появился.
Эта надежда до сих пор гложет меня, как наказание за то, что все время, проведенное вместе, я подло обманывал его, скрывая правду. Я слишком боялся, что Микелла покинет меня, наедине с убогими знаниями серых будней. Но он все равно улетел…