— Пожарные? — недоверчиво спросил я, — Я думал, это очередные байки.
— Многие так думали, — вздохнул мужик, — У тебя есть тачка? Подвези.
— Я пешком пришел, — солгал я.
— Ну, как знаешь, — ответил мужик и окинул меня презрительным взглядом.
Но мне было глубоко плевать на его презрение. Знал бы кто, сколько раз на меня смотрели с ненавистью, от которой холодело внутри и тряслись поджилки…
Конечно, я слышал о Пожарных — банде мародеров, что орудовала в полуразрушенных городах, выискивая все мало-мальски ценное и жестоко добивая тех, кому не повезло остаться под развалинами живыми. Почему Пожарных? Потому что за спиной у каждого висел баллон с газом, от которого шла трубка с наконечником. Один щелчок — и из трубки вырывалось пламя, щедро поливая несчастных, встретившихся на их пути. Сетевые издания наперебой кричали, что Пожарные не делали скидку на возраст и пол своих жертв. Они были невероятно сильны, не чувствовали боли и жалости.
По правде говоря, я считал это вымыслом, бредом из области озверевших Черепашек Ниндзя и свихнувшихся рыцарей джедаев. Однако люди, выбравшись из укрытий, совершенно реально спешили покинуть город.
Я изо всех сил старался не поддаваться всеобщей панике, однако мой инстинкт самосохранения постепенно начинал думать иначе. Мне вдруг стало жутко. Конечно, я мог сделать ставку на то, что один преступник всегда найдет общий язык с другим. Но в глубине души я вовсе не считал себя преступником. Пока что…
Пока не добрался до Нормы Донахью. Мысль об этой старой гадине вывела меня из оцепенения. Я направился туда, где, на моей памяти, должен был находиться ее дом. В царившем вокруг хаосе это было нелегко.
Я долго блуждал по улицам, перепрыгивая через обломки, пока меня едва не пришибло приличным куском шифера, сорвавшегося с крыши. Тогда я осознал, что творю величайшую из человеческих глупостей: ищу женщину, которая, скорее всего, уже в десятках миль отсюда. Если, конечно, еще жива.
Я заметил уцелевшую банку колы и наклонился, чтобы ее поднять, как вдруг услышал плач. Правду говоря, слезы всегда отпугивали меня похлеще ядовитой змеи. Мама рыдала, когда у отца случался очередной приступ, и мы не знали, выживет он или нет. В общем, слезы не могли означать ничего хорошего.
Ревущую в три ручья особу я обнаружил довольно быстро. Невысокая женщина, с аппетитной округлой фигурой и длинными каштановыми волосами, растрепавшимися, видимо, от быстрого бега, стояла возле руин небольшого кирпичного домика. На вид — чуть младше меня. Однако трудно сказать наверняка. Лицо было распухшим от слез.