Владыка поднял очи к образам, промолвил:
- Мудрость Священного Писания вечна. Не о князе ли Андрее слова сии?
И, опустив голову, прочел:
- «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию…»
За оконцем ночь, метель швыряет пригоршнями и поскуливает, словно щенок, отбившийся от матери.
Закрыв деревянную, обтянутую кожей покрышку книги и защелкнув серебряную застежку, владыка опустился в кресло. Сил не было, и мысли роились, а они о суетности жизни, о тщеславии и алчности.
- Господи, - шепчет митрополит, - ты даруешь человеку дыхание, ты наделяешь его разумом, так отчего забывчива его память?
Спрашивает владыка и не находит ответа.
Ему ли, черному монаху, побывавшему и архимандритом монастыря, и епископом Киевским, наконец, рукоположенному в митрополиты, понять волчий смысл мирской жизни удельных князей, а особенно великого князя?
С той самой поры, когда владыка перенес митрополию из Киева во Владимир, тщетно пытался он вразумить князя Андрея…
Восковые свечи в серебряном поставце зачадили, и владыка, послюнив пальцы, снял нагар. В чуть приоткрытую дверь заглянул чернец. Убедившись, что митрополит не спит, монашек удалился.
Владыка заметил. Подобие улыбки тронуло его поблекшие губы. Был ли он, митрополит Максим, таким молодым? Ныне то время отделялось от него вечностью. Тогда юный послушник жил в Киево-Печерской лавре. Не ведая устали, исполнял любую работу, на какую его ставили, за что был любим игуменом и келарем.
В то время являлся к нему, молодому монашку, искуситель в образе боярской дочери. Была она статной и красивой. Явится в монастырскую церковь, встанет у самого алтаря, и Максиму молитва не молитва.
Однако устоял послушник Максим от соблазна…
Прислушался владыка - стихает метель, не шуршит по италийским стекольцам. Видать, наладится погода.
Поднялся митрополит, направился в опочивальню.
* * *
Пустыми и холодными стали двор и палаты великокняжеские с того дня, как покинула их княгиня Анастасия. Часто думал о ней князь Андрей, и даже молодые холопки, с которыми великий князь делил ложе, не могли развеять тоску по бывшей жене.
Владимирские бояре советовали великому князю взять в жены дочь ярославского князя Федора Ростиславича Ирину. И обличьем недурна, говорили они, и здоровьем выдалась, кровь в ней играет, родит ему сына.
Андрей Александрович боярам не отказал, но и согласия не дал. Теплилась надежда, что одумается Анастасия, пробьет час - и пресытится она монастырской жизнью.
Боярин Ерема, возвратясь из Орды, предлагал жениться на какой-либо знатной татарке.