Они договорились прогуляться после окончания смены.
Шли медленно. Иннокентий сообщил, что Гаремский больше у них не появлялся.
— Да и Сергей выбыл из нашего круга, стал семьянином. А Гаремский, говорят, во Франкфурте обитает, у меня его адрес есть. — Он помолчал, вздохнул:
— Жалко, время попусту проходит.
— Выдержка нужна. Ты охотник, а здешний зверь хитрее лесного.
Каргапольцев оживился, еле сдержал смех.
— Помнишь, — сказал, — я как-то говорил, что к нам в комнату поселили парня, Иваном зовут. Помнишь? Мы с Николаем решили вызнать: не осведомитель ли он, и так ловко, понимаешь, изловили! Он все старался выведать, кто кем служил у русских, чем занимался в плену, думает ли вернуться на родину... А в записной книжке у него нашли подозрительные заметки: то — среда, 19, то — понедельник, 19... Прямо дни и часы свиданий! От нас куда денешься: выследили! Он и верно в это время встречался с Нечипорчуком, секретарем коменданта. А то однажды я сказал Ивану, будто готовится покушение на коменданта, что мне об этом известно от Огаркова. На другой день Нечипорчук вызвал Николая. И так его, и сяк, мол, выкладывай, что известно о подготовке покушения на жизнь коменданта... Огарков отпирался, а потом, когда пошло по-серьезному, пришлось открыть правду. Хэ, и взбеленился же Нечипорчук!
Нейман расхохотался.
— Взбеленился, значит? Ловко вы это. Теперь слушай меня серьезно. То, что вы разоблачили подлеца, это хорошо. Только зачем так рисковать, зачем столько усилий? И без этого ясно, что вы постоянно под наблюдением. Не раз это почувствуете... Знаешь, наверно, обстановочку: нацисты начинают поднимать голову. Гитлеровские генералы получают теплые места в Бонне. И вся эта нечисть — милославские, нечипорчуки — тоже зашевелится. Берегитесь!
От последних слов механика Каргапольцев вздрогнул.
— Товарищ Нейман, неужели может повториться весь тот ад?
— Мы, немцы, не те, конечно, что четверть века назад, война многим открыла глаза, не слишком уж мы всегда доверчивы, что ли... Слишком быстро мы создаем себе бога...
— Отвык я, — неуверенно произнес Иннокентий, — сколько лет таких слов не слышал...
— Не пугаю, правду говорю, геноссе. Ну, я пойду, а то Изольда беспокоится: ждет, боится, как бы вновь не угодил за решетку.
Иннокентий застал дома одного Николая, который лежал поверх одеяла. Ивана не было.
— Где ты пропадал? Опять со своим немцем, да?
Николай вытащил из-под кровати пузатую граненую бутылочку, налил почти полный стакан, поставил перед Иннокентием. Себе только плеснул немного.
— Пей!
— Стаканами только варнаки пьют, так в Забайкалье раньше каторжников кликали.