— Постой, леший, — отбивался Иннокентий. — Что ты так быстро вернулся?
— Ничего себе, быстро! Почти девять. Вставай, есть интересный разговор.
Каргапольцев нехотя поднялся, протирая кулаками глаза.
Пока Иннокентий приводил себя в порядок, Николай включил приемник, пытался поймать какую-то станцию.
— Хотел Москву послушать, приемник не тянет.
— Помех много. Не дают слушать, забивают.
В ресторане, после второй рюмки, Николай, хитро улыбнувшись, сказал:
— А теперь рот пошире, готовься слушать... Хочешь угробить Милославского?
— Убить?
— Да нет. Еще не хватало о дерьмо руки марать... Слушай. В нашей роте служат два парня, оба хорошо знают Милославского. В годы войны вместе с ним были в Николаеве, в полицейском управлении. Вот что рассказывают: однажды батальон полицаев выехал в Одессу...
— Командовал батальоном Милославский? — нетерпеливо перебил Иннокентий.
— Нет, другой, но он, как представитель управления полиции и службы безопасности, был за старшего, командир батальона подчинялся ему. Приехали, значит, в Одессу, а там очень сильная подпольная организация. Скрывались партизаны в катакомбах, немцы ничего не могли с ними поделать... Ну, полицаи нахватали около тысячи заложников: женщин, детей, стариков. Три дня держали под дулами автоматов. Партизаны, понятно, попытались освободить их, но каратели перебили заложников всех до единого. Операцией верховодил Милославский.
— Он же всегда распинался, что за войну не убил ни одного человека...
— Гитлер тоже сам не стрелял, а все же он главный преступник.
— А эти твои, подтвердят? Под присягой?
— Ты, как журналист, встретишься с ними, они и расскажут. Злы на Милославского страшно, завидуют его богатству. Тебе такие факты годятся для твоего дела?
— Сгодятся... Надо подумать, как лучше всего все это провернуть...
Огарков наполнил рюмки, зажег погасшую сигарету. Иннокентий подпер рукой голову, задумался.
— Брось, давай лучше выпьем. Я тоже больше десяти лет думаю и ничего не придумал. И бросил. И ты зря ломаешь голову... — Николай махнул рукой.
На исходе был второй месяц жизни Каргапольцева во Франкфурте. Он много узнал о людях, называющих себя «партизанами земли русской» и «борцами за свободу». Для него стало совершенно ясно, что все они уголовного и иного всякого рода подонки, использующие политическую ширму для своих корыстных целей. Склоки, сплетни, постоянная грызня за доходные места, грязные поручения шпионских служб — вот главное занятие всех этих «революционеров» и «освободителей».
Как-то вечером Гаремский пригласил Иннокентия в ресторан. Подвыпив, стал откровенным, разговорчивым и даже любезным. Очевидно, все дни его не покидала мысль о том, что в одном из разговоров он недостаточно убедительно объяснил Каргапольцеву свой переход из ЦОПЭ в НТС. Он вернулся к этому разговору без всякого повода.