– Расскажи мне о своих подругах, – внезапно просит она. – Хорошие девочки?
– Э-э, да… неплохие.
– Как их зовут?
Черт, зачем это ей? Вспоминаю вранье Роберта по пути в Мелроуз и импровизирую.
– Селест, мы работаем вместе, и… Джессика, – придумываю я на ходу.
– И где же вы остановились в Эл-Эй?
Все, я пропала. Названий лос-анджелесских гостиниц я не знаю, а тетя наверняка бывала там, и не раз, и если я совру, она сразу все поймет.
– Роберт предложил нам погостить у него дома. Мы разместились на третьем этаже, в разных спальнях.
Пока тетя задумчиво взирает на меня, вероятно, осмысливая мои ответы, я тянусь к своему стакану и пью воду.
Еще никогда в жизни мне не было так неловко. Я бы предпочла убраться отсюда к чертям собачьим, но это нереально.
К столику подплывает официант. Ох, ну слава богу.
– Пожалуйста, мэм, мисс. – Он ставит перед нами тарелки. – Мороженое подать сейчас или позже?
– Позже… наверно? – Вопросительно гляжу на Риз, не в состоянии решить эту пустяковую задачу. Та согласно кивает, парень желает нам приятного аппетита и уходит.
– Мои сыновья обожают блинчики с кленовым сиропом, – откровенничает тетя. – Когда они были маленькими, я частенько готовила для них. Роберт любил мою выпечку. Особенно яблочный кекс.
Что-что? Мистер Большая зарплата любит печеное? А так и не скажешь. Похоже, что он питается исключительно змеями и сырым мясом.
– Сейчас я почти не готовлю, – продолжает Риз, промокнув губы белой льняной салфеткой. – И с сыновьями редко вижусь. Не говоря уже о завтраках.
– Почему? – осторожно интересуюсь я.
– У них своя жизнь. Хотя Майк приезжает не реже раза в неделю.
– А Роберт?
– Роберт… – Она будто пытается подобрать слово. – Он изменился. Не думаю, что его теперь заботят домашние посиделки и моя стряпня. К сожалению, мой старший сын не создан для семьи и серьезных отношений, – безрадостно заканчивает Риз.
Я теряю аппетит и мрачнею.
Зачем она рассказывает мне об этом? И с чего она, черт подери, взяла, что он не создан для серьезных отношений?
– Кэти, все хорошо? – узрев перемены в моем настроении, беспокоится она.
– Да, конечно, – с трудом сглатываю кусочек блинчика. – Просто я наелась. Спасибо.
Выдавливаю из себя подобие улыбки и отхлебываю кофе. Сахара маловато…
– Я так рада, что ты скоро поступишь в университет. Лучшие годы – студенческие!
Ставлю чашку на блюдце и осмеливаюсь заглянуть ей в глаза. Либо мне всюду чудится подтекст, либо Риз Эддингтон знает и понимает больше, чем я предполагала.
– Когда ты планируешь вернуться в Мемфис, дорогая?
А теперь меня, похоже, спроваживают домой. Но почему? Неужели я настолько плоха для ее сына?