Она справилась своим дыханием. Моя рука, снова лежала спокойно.
— Нам, конечно, разрешат наши клубы, наши развлечения, наши вечеринки, наши коммерческие предприятия.
— Да, я понимаю.
— Но это было бессмысленное существование, — сказала она, и повторила, — бессмысленное. О!
Теперь мои пальцы касались её клейма.
— Что это у тебя здесь? — задал я ей вопрос.
— Моё клеймо, — ответила она с дрожью в голосе.
— Ты должна быть рабыней.
— Да, Господин.
— Своё существование на Горе, Ты найдёшь совсем не бессмысленным. Ты сочтёшь его довольно значимым. Уверяю тебя.
Она вздрогнула.
— Но будет кое-что на Горе, что Ты найдёшь, бессмысленным, — сказал я.
— Что, Господин? — спросила она, явно заинтересовавшись.
— Это будешь Ты сама.
— Я? — переспросила девушка.
— Да, для тебя теперь остаётся быть только статьёй собственности, бессмысленный пустяк, который можно купить или продать, ничего не стоящая безделушка, домашнее животное, женщина полностью находящаяся во власти её хозяина, рабыня.
Она смотрела на меня с ужасом.
— Конечно, Ты уже знаешь, что можешь быть куплена или продана, или обменяна, или подарена, или использована мужчинами для их удовольствия, что Ты — ничто, полностью порабощённая женщина, ничего незначащая рабыня?
— Да, Господин, — простонала она.
— Когда тебя представили дебютанткой и первый раз вывели в свет, на тебе было белое платье по щиколотки длиной? — поинтересовался я.
— Да, Господин.
Моя рука надавила на клеймо.
— Скажи, — приказал я, — теперь я ничто, лишь заклеймённая рабыня на Горе.
— Теперь я ничто, лишь заклеймённая рабыня на Горе, — покорно повторила девушка.
Я повёл свою руку вверх, на её ягодицу и выше по сладкому изгибу талии.
— Ваша рука уже высоко под моей туникой, Господин.
— Ты против? — спросил я.
— Нет, Господин, — вздохнула она. — Я — рабыня. Я, не могу возражать.
— Одежда, в которой тебя выставили перед покупателями, — напомнил я, — и которую сняли и сожгли для их потехи, во время твоей продажи, не показалась мне одеждой дебютантки. Она скорее подходит для девушки, работающей в офисе.
— Я хотела избежать неминуемой и очевидной судьбы дебютантки, и быть обменянной, на власть или положение в обществе на рынке брака.
— Несомненно, это был тот самый случай, из-за которого твоя тётя выразила свой взгляд, на твою полезность.
— Да! — согласилась девушка. — О!
— У твоего тела прекрасные изгибы, — заметил я.
— Вы разогреваете меня, перед тем как меня взять?
— Они могли бы принести высокую цену.
Она застонала.
— Твоя тетя, — сказал я, — конечно же, имела очень ограниченное понятие о твоих способностях. Вероятно, кое-что даже не входило в её кругозор, ну например, как она могла себе представить, что Ты однажды станешь скудно одетой рабыней с клеймом, выжженным на бедре.