— Я должна удовлетворить Вас своим телом, — сказала она.
— Ты опять не понимаешь, — недовольно сказал я.
— Господин?
— Это слишком ограничено. Ты должна доставить мне удовольствие со всей цельностью твоей женственности, и во всей полноте твоего рабства.
— Значит гореанский Господин, — задумалась она, — будет желать, и владеть, всей мной полностью.
— Вот именно, — подтвердил я.
— Я надеялась, что это могло бы быть так, — шептала она.
— Что? — не понял я.
— Ничего, Господин, — ответила она шепотом.
— Это только в Вашем прежнем мире, считается, что мужчины интересуются только телом женщины.
— Да, Господин.
— Но я сомневаюсь относительно того, что это так, даже, в таком полностью извращённом мрачном мире.
— Да, Господин.
— Безусловно, — продолжал я, — тела женщин небезынтересны, и они хорошо выглядят в рабских цепях.
— Да, Господин.
— Но Ты должна понять, что та, кто носит цепи, столь соблазнительная, красивая и беспомощная является цельной женщиной.
— Я понимаю, Господин, — откликнулась она.
— У тебя ещё нет клички, не так ли? — вдруг спросил я.
— Нет, — вздохнув, ответила она. — Мой хозяин ещё никак не назвал меня.
— Как звали тебя прежде? — спросил безымянную рабыню.
— Миллисент Обри-Уэллс, — сказала она, и вдруг вскрикнула. — О-о-о! Ваша рука!
— Ты что, возражаешь? — удивился я.
— Нет, Господин. Я — только рабыня. Я не могу возражать.
— Это — необычное имя, — заинтересовался я. Моя рука удобно покоилась на её левом бедре.
— Такие имена весьма обычны в той социальной среде, которая недавно была моей.
— Понимаю.
— Моя семья происходит из высших сословий, очень высоких сословий, моего мира.
— Я догадался.
— А теперь я лежу около Вас в рабской тунике, — прошептала она. — Но я — девушка высшего сословия, девушка очень высокого положения. Вы должны понять это.
— Точнее, когда-то Ты была таковой.
— Да, Господин.
— Теперь Ты — только безымянная рабыня.
— Да, Господин.
Я улыбнулся.
— Я была дебютанткой, — призналась она, — меня только начали выводить в свет на смотрины.
— Я понимаю.
— Нас используют, чтобы объединять семейные союзы, — начала объяснять она, кем была раньше, тогда когда была Миллисент, — или дают как премии, энергичным молодым людям, быстро поднимающимся в компаниях наших отцов.
— Ещё одна Форма рабства, — заметил я, — но без честности ошейника.
— Да, — сказала она с горечью.
— Женщин часто используют в таких целях, — признал я.
— Моя тетя как-то сказала мне, что это было всё, для чего я годилась, — пожаловалась она мне.
— Твоя тетя ошибалась.
Она задохнулась. Моя рука переместилась несколько выше по бедру рабыни.