— И что произошло дальше? — спросил я. Я уже прекратил расчёсывать её волосы.
— Я любила своего Господина, — сказала она, — и я думаю, что и он тоже. Он заботился обо мне.
— Да?
— То, что казалось, что он любил меня, вызывало насмешки его товарищей. Вы не можете этого знать, но к подобному, краснокожие, в их племенных группах, чрезвычайно чувствительны. Чтобы смягчить эти насмешки, он в гневе, ругал меня при всех, и даже избил меня в присутствии других.
Наконец, чтобы положить конец вопросу, и возможно боясь этих обвинений, что могли быть правдой, он продал меня пожилому человеку из другой деревни. После этого у меня было много хозяев, и теперь вот, я принадлежу ещё одному.
Я снова начал причесывать её волосы.
— Это ведь именно этот парень, дал тебе имя Прыщи?
— Да, — подтвердила она. — Мне дали имя во время полового созревания и, по некоторым причинам, оно никогда не менялось. Краснокожие рабовладельцы обычно дают такие имена к своим белым рабыням, банальные имена, которые кажутся им соответствующими рабыням. В мой первый год в качестве рабыни моего молодого Господина мне вообще не давали имя. Меня подзывали только как «Wicincala», или «Девочка». Позже меня назвали «Wihinpaspa», что означает жердь вигвама или шест для палатки, вероятно потому, что я была маленькой и худой. Уже позже, как я упоминала, меня прозвали Прыщами, «Wasnapohdi», это прозвище, частично из-за привычки, а частично потому, что оно развлекало моих хозяев, было сохранен для меня.
— Ты не маленькая, и ни худая, — похвалил я, — и, как я уже отметил, у тебя нет прыщей.
— Возможно, я могла бы стоить четыре шкуры, — засмеялась она.
— Вполне возможно, — согласился я. — Ты думаешь, что твой первый Господин узнал бы тебя теперь?
— Я не знаю, — грустно сказала она. — Я хочу надеяться на это.
— Ты помнишь его?
— Да. Трудно забыть первого человека, который связал тебя.
— Ты любишь его? — спросил я, откладывая щетку в сторону.
— Я не знаю. Это было так давно. И он продал меня.
— Ой, — только и успела сказать девушка, а её руки уже были стянуты за спиной верёвкой. Она напрягалась.
— Хорошо ли твои краснокожие владельцы научили тебя, чем должна быть рабыня? — потребовал я ответа.
— Да, Господин.
Я затянул узел на её запястьях.
— Ты думаешь, что твоя судьба будет с нами легче?
— Я не знаю, Господин, — вздрогнула девушка.
— Этого не будет, — заверил я её.
— Да, Господин.
Я наклонился и поцеловал её в бок, в один из длинных рубцов, оставленных ударами кнута, моими ударами, силу которых она уже признала.
— Вы ударили меня с очень сильно, — пожаловалась она.