Он не хотел отвечать. Ему нравились ее признания, он чувствовал себя сильным, свободным, счастливым, и таким его делала не только эта молодая, обнимавшая его женщина, но и небеса с туманными звездами, и запахи ночных цветов, и зыбкая тень промелькнувшей над ними неведомой ночной птицы.
– Уедем? – повторила она.
– Уедем, – сказал он, целуя завиток на ее голой шее.
– Надо идти. А то мамка заругается.
Они спустились к селу, и перед тем, как разойтись, он вынул из мешка птицу и подарил ей. Птица была еще теплой, с гибкой шеей, длинным отточенным клювом. Верка взяла птицу и исчезла в темноте проулка, где длинно, в ряд, горели желтые окна.
Когда он вернулся домой, тетя Поля со своей высокой кровати сонно спросила:
– Что, пустой?
– Пустой, – тихо рассмеялся он, чувствуя блаженную пустоту и сладкую усталость. Засыпал, улыбаясь, мысленно целуя теплый завиток на женской шее. «Какая война? Какое грозное будущее, когда настоящее так чудесно».
Приближался День Победы. Над сельсоветом, над конторой совхоза, на некоторых избах появились красные флаги. Крестьяне готовились сажать картошку. Извлеченные из холодного подпола мешки и ведра картошки были перенесены на терраски или в сени, и в клубнях начинали проклевываться глазки, острые белые или лиловые ростки. Суздальцев отправился на опушку ближнего леса, где его поджидал лесник Сергей Кондратьев, чтобы отмерить пустошь, на которой надлежало посадить молодой лес. Проходя по селу мимо памятника павшим солдатам, Суздальцев увидел, что оградка памятника раскрыта, и там собралось несколько женщин – вдов с ведрами. Они моют памятник – стоящего на постаменте солдата-знаменосца и коленопреклоненную, печальную вдову. Скульптура была выкрашена алюминиевой краской, которая потускнела за зиму. Вдовы омывали памятник теплой водой, чтобы к празднику Победы покрасить его в серебряный цвет. Суздальцев видел, как печально и бережно они омывают солдата и склоненную женщину, и подумал, что так обмывают дорогих покойников.
У леса, в том самом месте, где несколько дней назад он стоял на «тяге», под березой его ожидал Кондратьев. Он прикатил сюда на телеге, запряженной худой, белесой, в яблоках лошадью. Прихватил с собой плуг. Теперь телега распряженная стояла у березы, в ней краснела бензопила, валялся топор. Кондратьев поправлял на лошади сбрую, укреплял ременные тяги, ведущие от хомута к плугу. Стальной плуг, с рукоятями, колесиком, литым ножом и лемехом, покрытым налетом ржавчины, стоял на земле, слегка погрузив свое лезвие в жухлую траву.