— Его, — одобрительно кивает дед. А вот и куний, малозаметный, недолгий, — перешел хитрый, зверь на дерево и ушел по веткам без следа.
Открылся косогор. Вот и низина за ним. Где же блиндаж? Арсик в недоумении останавливается. Тойво сердито взглянул из‑под нависших заиндевевших бровей. Плохой из Арсения охотник, ох плохой! Вон пригорок за соснами, это и есть старый блиндаж.
Иванка сорвался с места, понесся вниз с крутизны, подобрав палки, наклонившись вперед. И следом за ним по сверкающему нетронутому смежному насту несутся вниз темные ребячьи фигурки. Звенит, раскатывается эхо по застывшему Старому бору.
Попробуй найди вход в блиндаж под глубоким снегом! Но Тойво подъехал к пригорку с правой стороны, уверенно ткнул в снег длинной лыжной палкой.
— Здесь!
Запылали на пригорке костры. Растопили чистый лесной снег. Показалась полусгнившая дверь. Дернул ее Арсик, а она и распалась. Заглянул он в щель и радостно крикнул:
— Все цело!
Ворошить Железных обломков, однако, не стали. Путь далек— на себе не унесешь, а короткий зимний день кончается. Снова заскрипел под лыжами снег. Возвращаться легче — лыжня была основательно укатана.
Целую неделю не ходил на охоту дед Тойво — мастерил нарты, чтобы везти сокровища из старого блиндажа. Только вечером приходил он к Марфе Тимофеевне пить чай да слушать рассказы про Федю.
Пришло воскресенье. На рассвете к домишке Тойво съехались все ребята. Вышел дед, выволок из сарая нарты, привязал к ним несколько веревок и встал на лыжи. И навстречу утренней заре потянулись к лесу шумные, веселые лыжники.
Несколько воскресений подряд оживал Старый бор. Много укатанных лыжней вело к блиндажу, и еще одна — широкая колея от легких и быстрых нарт, сделанных Тойво.
Наконец походы в лес закончились. Арсений и Иванка явились к бабушке Марфе Тимофеевне, уселись за Федин стол, который так и стоял у окна, будто Федя по–прежнему жил в маленьком домике, и принялись писать письмо. Они рассказали Феде про свои походы за ломом, про то, что уже сдали на приемный пункт три тысячи килограммов металлолома. Квитанцию они высылают Федору, чтобы он показал ее Наде Асафьевой и рассказал, как северяне старались для пионерского тепловоза. Всему отряду 4 «А» они передавали пламенный пионерский привет. «Ежели еще в чем нужда, сообщай, Федюха, пособим», — приписал в конце письма Иванка.
Письмо лежало, ждало Федю, а он не шел. Тамара Аркадьевна поглядывала на часы, несколько раз выходила на крыльцо, наконец не выдержала и отправилась в школу. Но и в школе Феди не оказалось. Тамара Аркадьевна вернулась домой озабоченная.